Потоп - [410]

Князь Богуслав, очевидно, понимал это так же, как и подскарбий, и не очень одобрял планы Вальдека, но был слишком тщеславен, чтобы перенести упрек в излишней осторожности.

Впрочем, он не отличался излишком терпения. Можно было рассчитывать почти наверное, что ему наскучит сидеть в окопах и что он поишет славы и победы в открытом поле. Пану подскарбию оставалось только спешить, чтобы напасть на врага именно тогда, когда он будет выходить из окопов.

Таково же было мнение и других полковников — Гассан-бея, начальника орды, пана Войниловича, Корсака, Володыевского, Котвича и Бабинича. Все согласились, что отдыхать нельзя и надо ночью же двинуться дальше. Корсак тотчас отправил к Просткам своего хорунжего Беганского с предписанием следить за лагерем и каждый час сообщать сведения о том, что в нем происходит. Володыевский и Бабинич увели к себе Ресселя, чтобы узнать еще что-нибудь о Богуславе. Капитан сначала был очень напуган, так как чувствовал еще у горла конец Кмицицевой сабли, но вино вскоре развязало ему язык. Так как он раньше служил в Речи Посполитой, то знал немного польский язык и мог отвечать на вопросы маленького рыцаря, не говорившего по-немецки.

— Давно вы служите у князя Богуслава? — спросил маленький рыцарь.

— Я у князя не служу, — ответил он, — я в полку курфюрста, которым он теперь командует.

— Так, значит, вы не знаете Саковича?

— Я видывал его в Кролевце.

— Он здесь, с князем?

— Нет, остался в Таурогах.

Маленький рыцарь вздохнул и зашевелил усиками.

— Не везет мне, как всегда! — сказал он.

— Не горюй, Михал, — сказал Бабинич, — ты найдешь его, а если не ты, так я…

Потом он обратился к Ресселю:

— Вы старый воин, видели оба войска и знаете нашу конницу, как вы думаете, на чьей стороне будет победа?

— Если они примут сражение за окопами, то на вашей стороне, но без пехоты и артиллерии вам не взять окопов, тем более что там всем руководит князь Радзивилл.

— Разве вы считаете его таким великим вождем?

— Не только я, но и оба войска. Говорят, что под Варшавой августейший король Швеции во всем следовал его советам и потому одержал большую победу. Князь, как поляк, лучше знает ваш способ ведения войны и потому всегда может дать хороший совет. Я сам видел, как шведский король на третий день битвы обнимал и целовал князя перед фронтом. Правда, князь спас ему жизнь, и если бы не выстрел Богуслава… Страшно подумать даже… К тому же это несравненный рыцарь, с которым никто не может сравняться!

— Будто! — сказал Володыевский. — Может, такой и найдется!

При этих словах он грозно зашевелил усиками. Рессель взглянул на него и покраснел. Минуту казалось, что с ним либо случится удар от прилива крови, либо он разразится смехом. Но, вспомнив, что он в плену, он тотчас овладел собой.

Кмициц взглянул на него пристально своими стальными глазами и сквозь зубы пробормотал:

— Завтра видно будет…

— А здоров теперь Богуслав? — спросил Володыевский. — Ведь он долго болел лихорадкой и, говорят, ослабел?

— Здоров давно и не принимает никаких лекарств. Сначала медик стал давать ему какие-то снадобья, но после первого же приема с ним случился припадок. За это князь велел качать медика на простынях, и это ему помогло, а медик сам заболел лихорадкой от перепуга.

— Качать на простынях? — спросил Володыевский.

— Я сам видел! — ответил Рессель. — Разложили две простыни; на них положили медика, и четыре здоровенных солдата взяли простыни за углы и принялись так сильно подбрасывать беднягу, что он сажени на три взлетал кверху, падал и снова взлетал. Генерал Израель, Вальдек и князь надрывали животы со смеху. Многие из нас, офицеров, тоже смотрели на это зрелище, пока медик не лишился чувств. У князя лихорадку как рукой сняло!

Несмотря на всю свою ненависть к Богуславу, Володыевский и Бабинич не могли удержаться от смеха, узнав об его проделке. Пан Бабинич даже хлопнул себя по коленам:

— Вот шельма! Как помог себе!

— Надо об этом лекарстве рассказать пану Заглобе, — сказал маленький рыцарь.

— От лихорадки это помогло, но вряд ли князь доживет до старости: он не умеет обуздывать своих страстей! — сказал Рессель.

— И я так думаю, — пробормотал Бабинич сквозь зубы, — такие, как он, долго не живут.

— А разве он и в лагере позволяет себе грешить? — спросил Володыевский.

— Как же, — ответил Рессель, — граф Вальдек уже не раз подсмеивался над ним, говоря, что его сиятельство возит с собой целый штат фрейлин… Я сам видел двух очень красивых дам, которые, по словам его придворных, занимаются глаженьем его воротников… Хорошо глаженье!

Бабинич, услышав это, сначала вспыхнул, потом побледнел… Вдруг он вскочил с места и, схватив Ресселя за плечи, стал изо всех сил трясти его:

— Польки или немки?.. Отвечай!

— Не польки, — ответил испуганный Рессель, — одна прусская дворянка, а другая шведка, которая раньше служила у жены генерала Израеля.

Бабинич взглянул на Володыевского и глубоко вздохнул; маленький рыцарь тоже вздохнул и перестал шевелить усиками.

— Позвольте мне отдохнуть, господа, — сказал Рессель, — я очень устал. Ведь татарин две мили вел меня на аркане.

Бабинич позвал Сороку и сдал ему пленника, а потом быстро подошел к Володыевскому.