Потерянный взвод - [24]

Шрифт
Интервал

– Каски подставляй, каски быстрей!

Люди ложились на спины, ловили ртами воду, размазывали ее по лицам. Вдруг вспыхнула молния, и за ней прокатился широкий, раскатистый удар грома. Ухо, привыкшее к грохоту артиллерии и иным разрывающим звукам войны, тотчас радостно и благоговейно восприняло этот феномен природы. «Совсем российский гром», – подумал Шевченко. Он тоже снял каску, дождь вымочил его до нитки, голова стала прилизанной и блестящей. Он посмотрел на отражение в маленькой лужице, скопившейся в камне. На него глянуло лицо командира разведчиков: безумные расширенные глаза, черная щетина, впалые скулы над усами. «Как мы похожи, капитан афганской войны…»

– Козлов! – позвал Шевченко. Голос утонул в густом шуме дождя. – Козлов!

Сержант вырос из дождевой стены внезапно, застыл по-обезьяньи, низко опустив руки.

– Обойди всех! Доложишь мне, какие потери. Вперед!

Козлов с готовностью исчез. Через некоторое время он вернулся. Мокрая куртка рельефно облепила его крепкий торс, чуб свис до самой переносицы. Бархатным голосом он доложил:

– Еще пять убитых, – он перечислил фамилии, – и девять раненых.

– Раненых закрыли от дождя?

– Ага…

Он фыркнул – дождевая вода попала в рот. А Шевченко поднялся, аккуратно прислонил автомат к камню.

– Козлов, знаешь, что такое благородство? – Ротный повернулся к сержанту.

– Какое может быть благородство, – Козлов хмыкнул, – здесь, в Афгане?

– Я не удивлюсь, если у тебя вырастут клыки. Ты уже не человек, – спокойно и тихо сказал Шевченко.

– Ну, да, конечно…

– Ты кровавый щенок, Козлов… На войне тоже надо быть человеком…

Шевченко ухватил сержанта за рукав повыше локтя, он бросал слова, тяжелые, будто ошметки лавы, лицо его кривилось, Козлов оторопело внимал ему. Худая мыслишка пришла и тут же ушла: «Нехорошо стоит ротный, перехватить его руку – бросок через бедро…»

– Разве здесь жизнь чего-то стоит? – Козлов пристально посмотрел на ротного. С носа у сержанта капала вода. – Ваша? Или прапорщика, в которого вы стреляли?

– Ты видел? – безразлично спросил Шевченко.

– Я стрелял вторым…

– Скажи, Козлов, только честно… Почему разбился Трушин? Теперь я уверен, что было все не так.

Козлов наклонился, поднял каску, отпил из нее собравшиеся дождевые капли.

– Мы пошли в пещеру, – глухим голосом заговорил Козлов. – И по пути сцепились. Трушин сказал, что я – ваш холуй. Мы сцепились и стали бороться. А рядом, совсем вот-вот – обрыв. И я понял: или он, или я.

– А потом сбросил вниз его автомат?

– Да…

– Он упал слишком далеко от тела.

– Я не хотел, чтобы его ударило автоматом. Я не хотел его убивать, хотя страшно ненавидел за Татарникова.

– Прокуроры сюда не ходят. А Господь Бог, может, и простит…

Сверху зашуршал щебень, хромая, спустился Шарипов.

– Товарищ капитан, а правда, что вы от нас уходите?

Шевченко провел рукой по мокрому лицу, вытер капли с усов.

– Ты скажи, Шарипов, почему вы вовремя не развернулись?

Шарипов переменился в лице, пожал плечами. Потом сосредоточенно стал рыться в карманах, достал пачку, завернутую в целлофан, вытащил полувыпотрошенную сигарету, целлофан спрятал, а пачку выбросил.

– Последняя? – спросил Шевченко.

– Последняя… Спичка нет у вас?

Шевченко щелкнул зажигалкой. Солдат затянулся, пряча сигарету от дождя в кулаке.

– Он не любил, когда ему советоваль, – сказал Шарипов. – Всегда: «я приказываю», «я знаю»…

– И вы решили отомстить! – Шевченко от бессилия заскрежетал зубами.

– Нет. Никто ничего не мог делать. Он нас не слушаль. А солдат тоже человек, – продолжал медленно и печально Шарипов. – Его тоже уважать надо…

– Я что ли вас не уважаю, говори прямо! – перебил Шевченко.

– Разве так сказаль, товарищ капитан? Нет. Я скажу, чтоб вы знали. Как Эрешев и Атаев погибли. То не мина была. Они сами гранату взорвали.

– Ты что говоришь такое? – рассерженно отреагировал Шевченко.

– Эрешев говориль, в нашем народе мужчина не может быть трус. Мне теперь нельзя жить. Так сказаль. Я говорю ему: «Кокун дурак, что из-за него хочешь делать?» Он рукой махнул и ушел. Я думал, ничего, просто он очень сейчас злей. А тут взрыв.

Он замолчал, спохватился, глянул на окурок и виновато протянул Шевченко. Ротный молча взял, затянулся, обжигая пальцы, но не чувствуя боли. «Они пришли ко мне, а я погубил их». И Шевченко обнаженно осознал истину: солдат лишен всего. Это состояние отверженности в Афганистане доведено до абсолюта. Дом далеко, имущество – казенное, да и самим собой не распоряжаешься. Единственное, что остается, что возвышается и приобретает единую и главную ценность, – это честь. Больше солдату ничего не оставили.

«Кровь смывают не кровью, а водой», – вспомнил он.

– Товарищ капитан, – попросил Шарипов. – Не уходите от нас.

Шевченко вздохнул и покачал головой.

Он внимательно посмотрел на своих промокших до последней нитки ребят: у Козлова на скулах топорщилась щетина, заострился приплюснутый нос, Шарипов тоже в черной щетине, почти до самых глаз, ввалившихся, покрасневших. Оба сникшие, будто враз на десяток лет постаревшие.

…Страшно было подумать, что в этот день, первого июня, государственные мужи с пафосом и державным величием вещали о детях. О детях, для которых социализм сделал все для их счастья. Дяди в удобных свежих костюмах сидели в просторных кабинетах, торжественно витийствовали от имени страны и недрогнувшей рукой вымарывали из нашей жизни и из нашей истории правду о судьбе ребят целого поколения – живых и мертвых, раненых и искалеченных… Ведь счастливое детство не должно омрачаться. Как и вся наша жизнь. Дяди в удобных костюмах любили детей и порой украдкой смахивали слезу умиления от проделки проказника-внучонка… Те же, кто учились пока в школе, не общались с добрыми дядями, заканчивали обыкновенно девятый или десятый класс, не знали, что через год или два своими испепеленными жизнями пополнят самый длинный и самый кровавый список жертв – жертв Афгана трех последующих лет: 1983-го, 1984-го, 1985-го…


Еще от автора Сергей Михайлович Дышев
Танкист из штрафбата

1943 год. Танковый экипаж лейтенанта Ивана Родина воюет на Курском направлении. Именно здесь немцы сосредоточили свои лучшие бронетанковые силы в надежде переломить ход войны. Но и наши уже научились бить грозного врага. У экипажа Родина солидный личный счет подбитых фашистских бронемашин. Однажды им даже удалось угнать «тигр» прямо из расположения противника. Но вместо благодарности загремел лейтенант в штрафбат. Там бы и сгинул, если бы не приказ: любой ценой добыть экземпляр новейшей немецкой техники. И пришлось Ивану Родину и его отважному экипажу снова врываться на своем танке в ад войны без каких-либо шансов выжить…


До встречи в раю

Правительство бросило этот полк на произвол судьбы, оставило медленно сгорать в огне междоусобной войны. Командир полка Лаврентьев держит осаду с одним солдатом и двумя десятками прапорщиков и офицеров. А вокруг — полный хаос. К оружейным складам рвутся банды, город кишит отпущенными на волю зеками и сбежавшими из дурдома психами. Эти гротескные сцены напоминают сценарий для фильма ужасов, но самое страшное то, что все так и было на самом деле…


Закон оружия

У него не оставалось ни одного шанса, когда он встретил в Дагестане чеченского полевого командира – своего бывшего сержанта Шамиля, которого когда-то учил воевать в Афгане. Судьба дала ему шанс уцелеть и тут же отобрала его, оставив один на один с таинственной организацией, оказавшейся самой жестокой криминальной группировкой Таиланда. Чтобы выжить, он избрал один закон – закон оружия.


Почти живые

Чеченская война — специфический наркотик. Она затягивает. На нее подсаживаются. Жестокость, мстительность, безрассудство врастают в душу намертво, ломают характер, превращают бойцов в машины убийства с вечным двигателем. Солдаты возвращаются к мирной жизни, надевают «гражданку», влюбляются, женятся, но некоторые из них продолжают вести себя так, будто вокруг война и повсюду — враги…


Обвиняется в измене?..

Сборник открывается новой работой В. Веденеева «Обвиняется в измене?..». Одно из центральных мест в ней занимает эпизод в кабинете И. В. Сталина, когда генерал А. Е. Ермаков в 1943 году, вопреки мнению Л. П. Берии, пытается отвести чудовищное обвинение от советского полководца К. К. Рокоссовского в измене Родине, настаивает на проверке версии, намеренно пущенной гитлеровскими спецслужбами. Последующие события подтверждают правоту А. Е. Ермакова. В сборник вошли также остросюжетные повести «Иду за горизонт» И. Подколзина и «Пуля на ладони» С.


Воры в законе и авторитеты

Воры в законе - особая каста в криминальном мире. Люди, живущие по своим законам-понятиям, они во многом определяют атмосферу, царящую в воровском сообществе. Нередко их имена окружены неким героическим ореолом, о них складываются легенды, в которых они предстают этакими бескорыстными Робин Гудами, свято хранящими воровскую честь. На самом деле все далеко не так возвышенно и романтично. В своей книге Сергей Дышев убедительно, с массой точных фактов и живописных подробностей, развенчивает миф о благородных разбойниках.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.