Потерянные души - [125]

В основном.

Стив подошел к нему, держа в обеих руках по запотевшей бутылке пива. Дух забрал у него свою бутылку, и их пальцы на мгновение соприкоснулись, и Стив улыбнулся своей прежней улыбкой – пьяной и беззаботной, – и на секунду Духу показалось, что они дома, в «Священном тисе», у них перерыв между двумя отделениями концерта, и они отдыхают, попивая пивко, и все у них хорошо.

А потом начался концерт.

Голос солиста из «Bauhaus» сорвался с высот психопатически-сексуального восторга в мрачные глубины отчаяния. Песня оборвалась так внезапно, как будто у певца случился жестокий приступ рака горла. Раздалась барабанная дробь, группа вышла на сцену. Протяжный басовый аккорд… а потом самый воздух в клубе как будто застыл от леденящего кровь, запредельного вопля в две глотки.

Стив с Духом стояли очень далеко от сцены, и им не было видно почти ничего. Они переглянулись, услышав вопль, который врезался в сигаретный дым, пробрал слушателей до костей и прошел сквозь стены, расписанные разноцветными граффити. Когда в дымном воздухе зазвучали слова первой песни, толпа зарябила и расступилась. От дальней стены до самой сцены образовался довольно широкий проход, и Дух впервые увидел любовников Эшли. Близнецов.

Каждый нерв в его теле зазвенел, словно туго натянутая струна. Он выронил бутылку с пивом, и пена растеклась по липкому полу. Смутно, словно со стороны, он почувствовал, как намокли его кроссовки, как Стив повернулся к нему со словами: «Блин, ты чего?!» – и быстро нагнулся, чтобы спасти остатки пива, пока оно все не вылилось из бутылки. Духу хотелось схватить его за руку – чтобы предупредить, защитить, чтобы просто почувствовать тепло знакомого тела.

Но он не мог даже пошевелиться. Он мог только стоять и смотреть на сцену, на губы двоих близнецов, которые шептали в микрофон:

– Смерть – это легко…

Они практически не изменились с той ночи на холме у Роксборо. С той ночи, когда Дух видел их во сне. Разве что теперь они оба носили темные очки – даже при тусклом приглушенном освещении, в дымном воздухе, в синем мареве. И они были гораздо красивее, чем в его сне. И сексапильнее, чем на холме.

Они больше не производили впечатление сухих ломких кукол. Их кожа уже не смотрелась так, как будто она должна слезть лохмотьями при малейшем прикосновении. Сегодня ночью их губы были накрашены ярко-красной помадой, а их десны и языки влажно поблескивали сочно-розовым. Их белая кожа была упругой и гладкой, как миндаль. Разноцветные шелка колыхались в такт их движениям. Они обнимались, прижавшись друг к другу щеками. Их волосы переплелись – длинные пряди рубиново-красного и бледно-желтого цвета, – как языки разноцветного пламени. Их лица в точности повторяли друг друга, и в этом было что-то распутное, но и прекрасное тоже.

Когда голоса близнецов прикоснулись к Духу, ему показалось, что он уловил и их запах, пьянящий букет из земляничных духов, ароматизированных сигарет, вина, крови, дождя и любовного пота. Всего того, что они любили при жизни, всего того, что разрушило их красоту и истощило их сочную плоть, всего того, что давало им силы существовать сейчас. Ароматы духов и пряностей, вино и кровь, секс и дождь… жизненные соки других людей, которые они выпивают, чтобы питать свои хрупкие засыхающие тела, чтобы возрождаться к подобию жизни.

Они шептали ему свою песню.

Смерть – эта сладостная темнота.

Смерть – это вечная красота.

Смерть – это любовник с тысячами языков…

И ласки тысячи насекомых…

Смерть – это просто.

Смерть – это легко.

СМЕРТЬ – ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ – ЭТО ЛЕГКО, СМЕРТЬ – ЭТО ПРОСТО.

Ребята, собравшиеся на концерт, должно быть, уже не раз видели выступление близнецов, не раз слышали эту песню. Они подхватили припев:

– Смерть – это легко.

Девушка рядом с Духом подняла руки над головой и принялась раскачиваться из стороны в сторону. На ней была черная шляпка с черной же кружевной вуалью, которая закрывала всю верхнюю половину лица. Траурная вуаль. Рядом с ней, обнимая себя за плечи, стоял юноша в черной футболке-сетке и черной кожаной куртке – парнишка примерно одних лет с Никто. Дух заметил, что его лицо блестит от слез.

– Смерть – это легко, – шептал зал.

Дух закрыл глаза, но не сумел закрыться от мыслей, витавших в зале. Он знал, что они в это верят – эти бледные дети в черном. Иначе зачем бы им одеваться в траурные цвета, зачем бы им резать вены у себя на запястьях тонкими острыми бритвами, от которых потом остаются белые шрамы, похожие на паутину?! Иначе зачем им встречаться на кладбищах по ночам, доводить себя до полного изнеможения, а потом утолять свой голод дымом ароматизированных сигарет, крепкой выпивкой и кислотой, которую они глотают с восторгом дошкольников, громящих конфетную лавку?!

Иначе с чего бы им там любить вампиров?

Если Аркадий сказал правду, эти близнецы тоже были вампирами, но только другого вида. Они поддерживали свою жизнь не кровью, как Зиллах и двое его громил-сладкоежек, как Кристиан и Никто. Эти вампиры пили саму жизнь. Они выпили жизнь из Эшли Равентона. Во всяком случае, так утверждал Аркадий. От Эшли осталась лишь высохшая оболочка, скелет, который держался только за счет пересохшей кожи, лишенной всех соков. И оставшейся силы хватило только на то, чтобы завершить начатое. Перед мысленным взором Духа возникла картина: сухое тело в пустой темной башне медленно поворачивается на веревке.