Потерянные девушки Рима - [12]

В других отделениях спасение жизней предполагало постоянное сражение с временем. Здесь же время протекало по-другому. Расширялось настолько, что казалось вовсе отсутствующим. Не зря это место, на больничном сленге КОХ – корпус осложненной хирургии, – те, кто работал здесь, называли попросту предел.

– Одни предпочитают перейти его. Другие – вернуться назад, – заметил Клементе, объясняя Маркусу смысл наименования.

Они стояли перед стеклом, отделявшим коридор от одной из палат реанимации. Там имелось шесть коек.

Занята только одна.

Мужчина лет пятидесяти был подсоединен к дыхательному аппарату. Глядя на него, Маркус думал о том, как товарищ нашел его лежащим на похожей койке: он тогда тоже сражался, на грани между светом и тьмой, на последнем пределе.

И предпочел остаться.

Клементе указал на койку за стеклом:

– Этой ночью машина скорой помощи приехала на загородную виллу по красному коду, обозначающему инфаркт. У человека, вызвавшего скорую, в доме обнаружились вещи – лента для волос, коралловый браслет, розовый шарф и роликовый конек, – принадлежавшие жертвам серийного убийцы, личность которого до сих пор не была установлена. Этого человека зовут Джеремия Смит.

Джеремия, какое мирное имя, сразу подумал Маркус. Совсем не подходит серийному убийце.

Клементе вынул из внутреннего кармана плаща сложенную вдвое папку, на которой был отпечатан только код: с. г. 97–95–6.

– Четыре жертвы за шесть лет. Перерезано горло. Все – женщины, возраст от семнадцати до двадцати восьми.

Пока Клементе перечислял эти стерильные, безличные данные, Маркус вглядывался в лицо мужчины. Не следует обманываться: тело – всего лишь оболочка, способ всюду проходить незамеченным.

– Врачи говорят о коме, – сказал Клементе, чуть ли не читая его мысли. – Хотя бригада, оказавшая помощь, сразу сделала интубацию. Кстати…

– Что?

– По иронии судьбы с санитаром приехала сестра первой жертвы: ей двадцать семь лет, она врач.

Маркус казался удивленным:

– Она хоть знает, кому спасла жизнь?

– Она сама указала на наличие в доме роликового конька, принадлежавшего ее сестре-двойняшке, убитой шесть лет назад. Так или иначе, вызов не был обычным еще и по другой причине…

Клементе вытащил из папки фотографию и показал Маркусу. Она изображала грудь мужчины, на которой выделялись слова: «Убей меня».

– Он так и ходил при всем честном народе с такой татуировкой.

– Это символ двойственности его природы, – рассуждал Маркус. – Он как будто бы говорит, что в конечном счете немного нужно, чтобы обнаружить нечто за пределами видимости, ведь мы обычно ограничиваемся верхним слоем, то есть одеждой, когда судим о человеке. Когда истина прописана на коже, она доступна для каждого, укрыта – и тем не менее рядом. Но никто не видит ее. То же самое и Джеремия Смит: люди шли с ним по улицам бок о бок, не подозревая об опасности, никто не мог разглядеть, кто он на самом деле.

– Еще в этих словах скрыт вызов: убей меня, если у тебя получится.

Маркус обернулся к Клементе:

– А теперь какой вызов он посылает нам?

– Лара.

– Кто сказал, что она до сих пор жива?

– Других он оставлял в живых по меньшей мере месяц и только потом убивал и подбрасывал труп.

– Откуда мы знаем, что именно он похитил девушку?

– Сахар. Другие девушки тоже были напичканы наркотиком. Он похищал их одним и тем же способом: подходил посреди дня и угощал каким-нибудь напитком. В напитках почти всегда был растворен ГОМК, гамма-оксимасляная кислота, более известная как рогипнол, «таблетка изнасилования». Это наркотик с гипнотическим эффектом, подавляющий сознание и волю. Полицейская экспертиза обнаружила его следы в пластиковом стаканчике, выброшенном в том месте, где Джеремия встретил первую жертву, и потом в бутылочке, найденной во время расследования третьего похищения. Поэтому можно сказать, что это – подпись, признак особого стиля.

– «Таблетка изнасилования», – повторил Маркус. – Значит, преступление на сексуальной почве?

Клементе покачал головой:

– Никакого сексуального насилия, никакого следа истязаний. Он их связывал, держал в живых, а через месяц перерезал им горло.

– Но Лару он похитил из дома, – заключил Маркус. – Как это объяснить?

– Некоторые серийные убийцы совершенствуют модус операнди по мере того, как развертываются садистские фантазии, питающие их инстинкты. Время от времени добавляют какую-нибудь деталь, что-то, что усиливает наслаждение. С годами убийства превращаются в работу, появляется стремление делать ее лучше.

Объяснение Клементе походило на правду, но не вполне убеждало Маркуса. Он решил пока не зацикливаться на этой детали.

– Расскажи, что за вилла у Джеремии Смита.

– Полицейские еще не закончили обыск, поэтому мы пока не можем туда попасть. Но, как кажется, он не туда доставлял своих жертв. У него было другое место. Если найдем его, найдем и Лару.

– Но полиция не ищет ее.

– Возможно, в его доме они найдут какую-то связь с девушкой.

– Разве мы не должны направить их на след?

– Нет, не должны.

– Почему не должны? – Маркус не верил своим ушам.

Клементе произнес, стараясь, чтобы в голосе прозвучала решимость:

– Мы никогда не действуем так.