Потерянная Россия - [32]

Не присутствуя на военном совете в Ставке 16 июля (в это время на его фронте шли бои), генерал Корнилов телеграфно прислал свои требования. Они, в значительной мере совпадая с заявлениями Деникина, подчеркивали, однако, необходимость расширить деятельность комиссаров в армии и произвести новую чистку командного состава. Несколько позже, уже будучи Верховным главнокомандующим, генерал Корнилов особенно настаивал перед правительством на изменении закона о применении смертной казни на фронте. По его мнению, конфирмация смертных приговоров должна была обязательно иметь две подписи: командующего генерала и состоящего при нем комиссара военного министра.

После военного совета в Ставке я, вернувшись в Петербург, предложил Временному правительству вместо Брусилова назначить Верховным главнокомандующим генерала Корнилова. А состоявшего при нем комиссаром Юго — Западного фронта социалиста — революционера, бывшего крупного террориста Савинкова[75] — управляющим Военным министерством, т. е. моим ближайшим помощником по управлению этим ведомством.

В ответ на это новое назначение г. «ординарец» Завойко за подписью генерала Корнилова ответил правительству уже настоящим, но политически совершенно безграмотным ультиматумом.

Заявляя, что «как солдат», обязанный являть пример воинской дисциплины, он исполняет постановление Временного правительства о назначении его Верховным главнокомандующим, — генерал Корнилов, уже «как Верховный главнокомандующий», сразу же дает всей армии совершенный образец дерзкого нарушения всякой дисциплины. Генерал Корнилов в открытой (не шифрованной) телеграмме, сейчас же распубликованной во всех газетах, объявил Временному правительству, что он принимает командование только при «условиях: 1) Ответственности перед собственной совестью и всем народом. 2) Полного невмешательства в мои оперативные распоряжения и назначения высшего командного состава. 3) Распространения принятых в последнее время мер на фронте (т. е. восстановления смертной казни и т. д.) и на те местности тыла, где расположено пополнение армии. 4) Принятия моих предложений, переданных телеграфно в совещании ставки 16 июля»…

Доложив Временному правительству ультиматум генерала Корнилова, я предложил немедленно отчислить его от должности Верховного главнокомандующего с преданием суду.

Я уже теперь не помню хорошенько, по каким мотивам, но большинство Временного правительства — и слева и справа — склонялось к более мягкому отношению к проступку Верховного главнокомандующего. А управляющий Военным министерством Савинков доказывал мне, что генерал Корнилов просто не понял смысла бумаги, подсунутой ему Завойко. В итоге я снял с обсуждения свое предложение, и Корнилов остался Верховным главнокомандующим. Эту мягкость власти заговорщики объяснили ее «бессилием» и окончательно осмелели!

В Москве к этому времени образовался уже центр политической подготовки заговора или, правильнее сказать, — политического окружения будущего диктатора. Ставка Верховного главнокомандующего вплотную занялась военно — технической организацией похода на Петербург для захвата врасплох там Временного правительства. С первого же дня появления в Ставке генерала Корнилова все ее учреждения стали жить двойной жизнью: весь аппарат нес обычную работу по управлению армией; отдельные же чины в этом аппарате вели напряженную конспиративную работу. В кабинете самого генерала Корнилова докладчики по служебным делам сменялись докладчиками по делам заговорщическим. Причем этим вторым уделялось гораздо больше внимания.

Сейчас не может быть уже никакого сомнения в том, что генерал Корнилов с самого начала своего переезда с фронта в Могилев вел с Временным правительством двойную игру. Все внимание его было сосредоточено на разработке конспиративно — военной стороны заговора, на обеспечении себе технического успеха. Все же официальная возня Ставки с разными докладными записками, меморандумами, представляемыми Временному правительству, в порядке службы — весь этот открытый флирт с Савинковым, — все это было лишь простой, как говорят военные, словесностью, дымовой завесой, прикрывавшей главный центр работы от наблюдающих глаз Петербурга.

Настроения Корнилова в Ставке превосходно передал единственный из будущих участников восстания, никогда не игравший, как он сам выразился о себе, «в прятки», — генерал Деникин. Получив еще 1 июля назначение командующим Юго — Западным фронтом, генерал Деникин приехал в Могилев. После одного из деловых заседаний, рассказывает он, «Корнилов предложил мне остаться, и когда все ушли, тихим голосом, почти шепотом, сказал следующее:

— Нужно бороться, иначе страна погибнет. Ко мне на фронт приезжал N, он все носится со своей идеей переворота и возведения на трон великого князя Дмитрия Павловича[76]; что‑то организует и предлагает совместную работу. Я ему заявил, что ни на какую авантюру с Романовым не пойду. В правительстве сами понимают, что совершенно бессильны что‑либо сделать. Они предлагают мне войти в состав правительства. Ну, нет: эти господа слишком связаны с Советами и ни на что решиться не смогут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу борьбу. Нам нужно довести страну до Учредительного собрания, а там пусть делают, что хотят: я устранюсь и ничему препятствовать не буду. Так вот, Антон Иванович, могу ли я рассчитывать на вашу поддержку? — В полной мере… — Мы обняли друг друга»