Потемкин на Дунае - [23]

Не буду рассказывать в подробностях о нашем предприятии, хотя считаю за нужное передать в некоторых мелочах. Мы плыли всю ночь, день стояли где-то в заливе, в кустах, и еще проплыли ночь. Огня разводить не смели. И досталось же нам от мошек и комаров; не помогали и сетки, намазанные дегтем. Руки и лица наши вздулись, запеклись кровью. Особенно жалко было видеть Ловцова. Мы из предосторожности обрезали себе короче волосы, а он, близорукий, нетерпеливый, не взял и очков. Мы старались не говорить меж собой. Он же ничего не мог разглядеть и поминутно спрашивал, где мы и не видно ли турецких разъездов.

В одном месте, во вторую ночь, послышался у берега шелест. Лодки в темноте плыли дефилеей небольших островков.

– - Что это? -- тихо вскрикнул Ловцов, хватаясь за мушкет.

– - Брось, пане, рушницу,-- сказал ему брат куренного атамана, Чепйга,-- то не вороги.

– - Кто же это?

– - А повидишь.

Справа ясней раздался мерный, тихий плеск весел. Все притаили дыхание. Из колыхавшейся густой осоки медленно выплыло что-то дивное, черное. Еще минута. Востроносый, ходкий челн с размаха влетел между казацких лодок.

– - Здоровы были, братья по Христу,-- проговорил голос с челна.

– - И вы, братья молодцы, будьте здоровы.

– - Харько? -- спросил Чепига.

– - Он самый.

По челну зашлепали кожаные, без подошв, чувяки. Здоровенный плечистый некрасовец обрисовался у кормы; с ним рядом не то болгарин, не то грек.

– - Проведешь? -- спросил Чепйга.

– - Проведу,-- ответил, просовывая бороду, некрасовец.

– - Да, может, опять как тогда?

– - Ну, не напились бы, братцы, ракии, была бы наша кочерма. Не боитесь?

– - Кошевой звелел,-- гордо объяснил другой запорожец, Понамаренко-пушкарь,-- а что велено кошем, того ослушаться не можно.

Некрасавец помялся плечами, взглянул на своего сопутника.

– - А как поймают да на кол либо кожу с живого сдерут? -- спросил он.

– - Ну, пой про то вашим бабам да девкам,-- презрительно вставил третий запорожец, Бурлай,-- а кожа на то она и есть, чтоб ее, когда можно, сдирали… Да черта лысого сдерут. Ты же, брат, коли договариваться, веди; а не то лучше и не срамись. Сколько?

Некрасовец условился, передал дукаты сопутнику, тот сел к веслам, и члены потянулись далее по реке. Товарищ некрасовца говорил по-русски.

В воздухе похолодело; к концу же ночи поднялся такой туман, что лодку от лодки трудно было разглядеть, и они держались кучей. В сырой, побуревшей мгле стал надвигаться то один берег, то другой.

– - Ну, братцы, кидай теперь сети да греби левей,-- тихо окликнул вожак,-- не наткнуться бы на их суда. Тут вправо за косой и Измаил.

Сети были брошены. Весла чуть шевелились. Вожак не ошибся…

В побелевшем тумане, как в облаке, против передней лодки обрисовалась громада двухпалубного, с пушками, корабля. Паруса убраны, у кормы ходит в чалме часовой. Не успели его миновать, возле -- другой, такой же, выше -- чуть видней -- третий. С последнего кто-то громко и сердито крикнул.

– - Что это? -- спросил я некрасовца.

– - Ругаются, прочь велят ехать! Палками грозятся отдуть.

Лодки стали огибать остров против Измаила. Близились густые ивы, по тот бок пролива -- лесистый, в оврагах холм. Поднимался свежий утренник. Туман заклубился. Кое-где его полосы раздвинулись: из-под них обозначились белые стены, башни, ломаные линии земляных батарей и в две шеренги перед крепостью -- весь парусный и гребной турецкий флот.

Сильно забились наши сердца, когда из-за острова мы сосчитали суда, пушки на них и на крепости. "Ну, ваше благородие,-- обратился ко мне Чепига,-- бери карандаш да бумажку, наноси все на планчик". Я на спине запорожца набросал в записную книжку очерк крепости и стал перечислять суда. Оглянулся -- нет лодки некрасовца, как в воду канул.

– - Струсили, видно, собаки,-- сказали сечевики,-- да мы и без них вернемся.

Утро загоралось во всей красе; синий Дунай засверкал зеркалом, крепость ожила; раздались голоса вдоль берега, засновали ялики, где-то послышался барабан, заиграли турецкие трубы.

– - Что ж, ребята? -- спросил я, поняв исчезновение лоцмана.-- Не отдаваться ж в полон живым?

– - Не отдаваться. Взяли, перевертни, деньги, да, видно, чертовы головы, нас и продали.

– - Выводи лодки к берегу,-- сказал я, кончив набросок,-- там камышами -- и в лес.

– - В гущине батька лысого найдут,-- прибавил Чепига,-- сперва вместе, а заслышим погоню -- врассыпную.

– - Хлеба осталось? -- спросил я.

– - Осталось.

– - Ну, кого Бог спасет, авось и до своих доберемся.

Втянув лодки к заливу, мы с ружьями бросились на берег. Почва шла болотом, потом в гору, кустами. Сплошной безлистый лес сомкнулся вкруг нас. Сначала нам мерещилась погоня. Мы ускоряли шаги, чуть переводили дыхание. Но вскоре все стихло. В полдень мы отдохнули, закусили -- воды только не добыли -- и перед вечером подошли к окраине леса, окаймленного голым песчаным пустырем. Далее опять начинался сплошной лес. Чтоб нас не открыли, решено было пройти этот пустырь ночью.

Чуть смерклось, мы разделились. Одни, без перепон, направились к берегу в надежде поискать лодок, другие -- прямо долиной. У всех была надежда, что по ручью, протекавшему в долине, должны оказаться болгарские поселки. "Если нас не скроют, то хоть накормят, укажут путь",-- толковали мы, пробираясь по мягкому, белому песку. Учредив сей марш, мы шли долго. Начинался рассвет.