Потемкин - [3]

Чижево было скромной усадьбой без особых затей, но зато приспособленной для удобного и спокойного житья. Господский дом изрядной архитектуры возводил, возможно, малоизвестный или даже крепостной архитектор по указаниям самого барина. План дома был согласован с потребностями широкого домашнего быта, и забота об уюте пересиливала стремление к великолепию. И все строилось прочно, удобно и надолго. С высокого балкона помещичьего дома распахивалась великолепная панорама на заречные луга, поля, перелески. Дом был сооружен из очень толстых дубовых брусьев, с первым каменным этажом, где располагались кладовые. Были предусмотрены все необходимые в дворянских деревенских домах комнаты: лакейская, зала, гостиная, спальня, уборная (там одевались хозяева), столовая, детская, девичья и кабинет, сверх того было место для буфета, просторной кладовой и сеней. В деревенской глуши всегда были рады гостям, для них предназначалось несколько всегда чисто прибранных комнат. Стены и потолки в парадных комнатах были затянуты холстом и расписаны красками домашними художниками, на окнах висели шторы из парусины или ситца, мебель обита черной кожей с золотыми гвоздиками.

Помещичьи крестьяне Потемкиных состояли на изделье, т.е. платили за аренду земли долей урожая, занимались хлебопашеством, пчеловодством, рыбной ловлей, а женщины сверх полевой работы упражнялись в рукоделье, пряли лен, шерсть, посконь и ткали холсты и сукна не только для своего употребления, но и на продажу. Не все благополучно было в небольшом владении Потемкиных, о чем свидетельствует запись в делах Московской конторы Сената о розыске беглых крестьян по челобитью четы Потемкиных.

Обычный день в дворянском доме летом распределялся так: обитатели усадьбы вставали рано, часов в семь, в восемь раскладывались в гостиной ломберные столики, облитые чернилами и изрезанные перочинными ножами, на них выкладывались тетради, книги — и начиналось время занятий арифметикой, грамматикой, французским, историей под предводительством матери или сельского дьячка. По традиции, все жившие в усадьбе вместе собирались только к завтраку и обеду. Обедали, как правило, часа в два, затем подавали десерт и фрукты, а потом наступало затишье: одни ложились вздремнуть на кушетку, другие шли читать или отправлялись всей семьей в сад. После чая дети с прислугой снаряжались в дальний путь, отправлялись в лес за грибами и ягодами. Мать семейства шла на кухню, где надо было присмотреть не только за приготовлением ужина, но и за заготовкой запасов на зиму: варили варенье, солили и мариновали огурцы, квасили капусту, коптили мясо.

Помещик же в это время принимал старосту с отчетом о полевых работах, делал распоряжения на следующий день. Для разнообразия в течение дня предпринимались объезды полей, катанья на лошадях, а то сзывали в столовую или к крыльцу дворовых запевал, плясунов и веселились их нехитрым представлением. Когда солнце садилось за ветхими крышами, на горе подымалась пыль столбом, и раздавалось мычание коров, возвращавшихся на ночлег. Вечер для детей проходил быстро среди игр и рассказов нянюшки, то страшных, то веселых. В воскресенье и в церковные праздники вся семья с детьми отправлялась в церковь, а потом наносили визиты соседям. Зимой, когда выпадал снег, к детским забавам добавлялись катание с гор, строительство снежных крепостей, игра в снежки, святочные затеи и другие прелести русской долгой зимы.

По семейным преданиям, Александр Васильевич Потемкин отличался тяжелым характером, а следствием неравенства лет стала необузданная ревность. Сумасбродные подозрения довели его даже до желания опровергнуть брачный союз, от которого было пять дочерей и сын Григорий. Защитником Дарьи Васильевны стал двоюродный брат Потемкина — Григорий Матвеевич Козловский, президент Камер-коллегии. Однако смоленские помещики-соседи Глинки совсем по-другому рассказывали об удивительной семье светлейшего князя. Они вспоминали, что отца Григория Александровича любили и ценили во всем околотке за доброе сердце, за радушную ласку и за патриархальное гостеприимство; и для богатого, и для бедного соседа, у него для всех равно отворялись и двери его дома, и сердце. Мать же князя Таврического для родных и знакомых была законодательницей и в хозяйстве, и в нарядах домашнего изделия. (Тогда еще моды парижские были в необозримой дали от сельских приютов Смоленска.) Как бы то ни было, но соседи Дарьи Васильевны ценили ее здравый ум и доброе сердце, советовались с нею во всех своих семейных обстоятельствах. Без нее не улаживалось ни одно сватовство, ни одна свадьба. От нее перешло и к сыну искусство завораживать сердца приветливым взглядом и живым словом.

О детстве Григория Потемкина нам известно из устных преданий. Осенью, после уборки полей, наступала пора любимого тогдашнего дворянского удовольствия — охоты. Хозяева и гости имения травили зайцев, загоняли волков, захватывали живьем лисиц и, связанных, привозили в село. Часто охотники увлекались, и возвращаться домой бывало уже поздно. Тогда раскидывался лагерь и готовился ужин из пойманной дичи. Соседи, вспоминая затейливую шутку маленького Григория, еще долго рассказывали ее в длинные зимние вечера своим детям и внукам в назидание: «Однажды отец его отправился на охоту с родным дядею его. Охотники заполевались и в сумерки возвращались домой. Луна засеребрилась над лесом. Издали неслись звуки рогов, хлопанья арапниками и песни заливные, верные вестники веселого полевого разгула. Наш молодец, затеяв потешить юную удаль свою, принарядился в медвежью кожу в полном ее виде и притаился под лесом в кустах. На беду дяде довелось ехать прямо мимо этой медвежьей засады. Озорник выскочил, протяжно заревел, испуганный конь шарахнулся, и дядя во весь свой рост ринулся на землю. Крепко журили проказника, а он отвечал: волка бояться, так и в лес не ходить».