Посылка от Марта - [39]

— Гитлеровцы возлагали большую надежду на асов, — начал рассказывать Павел. — На западе это неофициальное звание присваивалось тому, кто сбил не меньше десяти самолетов противника. В первую мировую войну было сбито девять тысяч самолетов, пять из них — асами, своего рода воздушными снайперами. У немцев своеобразная тактика — асы свободны в выборе места и цели, они хорошо знают слабые и сильные стороны нашей авиации, виртуозно владеют самолетом, разумеется, смелы, дерзки, расчетливы. Спортивный дух, жажда боя — вот что движет германским асом.

— Ничего, у нас тоже уже появились асы, и не одиночки, как барон Рихтгоффен или граф Эйхенгаузен, а тысячи толковых советских ребят.

— Это я почувствовал на себе, — улыбнулся Павел, потирая шею.

— Вот-вот, а еще крест нацепил, — засмеялся Зяблов и, помолчав, серьезно спросил: — Какие модификации применяют фашисты у Сталинграда?

— «Мессершмитт-109-Ф», «109-Г», «109-Г-2»… Но они только утяжеляют машину. Увеличивают число пулеметов — добавочный вес, поставили более вместительные баки с горючим — тоже. Увеличили скорость, форсируя двигатель, — опять же лишний вес. В результате Вилли снизил показатели скороподъемности, вертикального и горизонтального маневра. А вот «фокке-вульф» — машина хоть и тяжеловатая, но серьезная. Конструкторам надо призадуматься, чтобы наши истребители могли бить и этот самолет.

— Кстати, кто такой Фокке? — спросил Зяблов.

— Основатель фирмы, профессор. Но гитлеровцы выгнали его с собственных предприятий и дали ему недалеко от Бремена заводишко, похожий на конюшню. Только имя его оставили. Невыгодно фашистам поступаться технической надежностью фирмы Фокке. Сейчас заводами руководит Курт Танк, бывший шеф-пилот Геринга, этакий пруссак в шрамах, с лицом, вырубленным одним топором.

— А Юнкерс, слышал, попал в опалу и незадолго до войны умер? — спросил Зяблов.

— Да, заслуг Юнкерса, как крупного ученого и конструктора, фашисты не могли умалить. Самого измордовали, но имя оставили как ширму. Между прочим, в Германии не сообщалось о смерти Юнкерса. «Юнкере был, Юнкере остался», — твердят они.

Зяблов встал, близко подошел к Павлу.

— Ну, а теперь пока отдохни. Я вызову специалиста по реактивным самолетам. Подумаем вместе и оценим, что это за штука — чудо-«альбатрос».

Поймав вопросительный взгляд Павла, Зяблов положил ему руку на плечо.

— Отдыхать придется здесь, Павлуша. На улицу появляться тебе не надо.

— Вы говорите так, будто мне придется ехать обратно.

Зяблов круто повернулся к Павлу:

— И именно из-за «альбатроса»!

Павел лбом уперся в оконную раму и глухо проговорил:

— Я не был в России восемь лет… Я не знаю восемь лет, чем живет моя Родина! Пустите меня лучше на фронт! Я хочу убивать их, а не играть в друзей! Я устал, черт возьми!

Некоторое время Зяблов молча смотрел на Павла, давая ему возможность выговориться. Но Павел замолчал, и Зяблов жестко произнес:

— Хорошо, Павел. Ты будешь работать в управлении. Хорошо… Я не буду говорить тебе банальные слова о том, что иной раз один человек, как ты, стоит целой дивизии. Ты просто уйдешь… Но там остались не только враги, но и друзья… Они борются. Они хотят победить. Нам придется восстанавливать все связи заново. Без уверенности в успехе. Без надежды на успех! Если этот «альбатрос» войдет в серию, он отдалит день нашей победы… Подожди, не перебивай! Идет страшная война, которая не снилась ни одному поколению. И если «альбатрос» ее затянет хоть на день — он убьет тысячи людей. Людей, Павел!

Зяблов прошел из угла в угол:

— Нам не нужен фашистский «альбатрос». Мы делаем реактивную машину во сто крат лучше, надежней, смертоносней. Но если тебе, или кому другому удастся взорвать «Альбатрос» в воздухе, наделать шума на всю Германию, мы подорвем окончательно доверие гитлеровцев к этой машине. Работа задержится, если не прекратится вообще… Вот смысл всего, что ты должен был сделать. Твой «Альбатрос», рядом с которым ты сидишь, мы ссадим с неба и без твоей помощи. Но нам рано сворачивать в сторону. Ох, как рано…

Павел повернулся к Зяблову:

— Я вас понял, Владимир Николаевич…

* * *

В одиннадцать утра Павлу позвонил Зяблов.

— Мартынов? Заходи.

Павел быстро сунул в новые валенки ноги, надел полушубок поверх серо-голубой немецкой куртки. В кабинете полковника он увидел высокого седеющего мужчину с живыми, карими глазами, чистым лицом и упрямым, несколько тяжеловатым подбородком. Одет он был в командирскую гимнастерку, но без петлиц, в гражданские диагоналевые брюки, заправленные в белые бурки.

— Знакомься — Семен Феоктистович Бычагин, — проговорил Зяблов.

Павел назвал себя, выдержав пристальный взгляд Бычагина.

На столе были разложены фотографии «альбатроса», присланные им еще через Перро-Регенбаха.

Конструктор Бычагин высказал мысль, что хотя его бюро разрабатывает принципиально отличный реактивный самолет, пощупать, детально осмотреть «альбатрос» следует.

— …Чтобы понять, какой зверь перед вами, его потрогать надо своими руками, — сказал Бычагин.

Горючего в топливных баках «альбатроса» хватало ненадолго. Но Зандлер придумал для дальних полетов подвесные баки. На первых порах они снижали скорость, но после выработки всего топлива и сброса баков самолет достигал скорости на нормальном крейсерском режиме. Топлива с подвесными баками могло хватить на час. За это время «альбатрос» пролетит около девятисот километров. Пилот может покинуть самолет над одним из партизанских отрядов, действующих в Словакии.