Посты сменяются на рассвете - [123]

Программа была рассчитана, видимо, на месяц — и для бездельников-туристов. Но он уже не возражал. Вся эта поездка при ярком свете превратилась для него в цепь открытий.

По фотографиям кубинская столица представлялась ему скоплением небоскребов. Ничуть не бывало — город оказался одно- и двухэтажным: виллы, дворцы, коттеджи. Только на самых выигрышных местах, вдоль береговой линии и на гребнях холмов, группировались многоэтажные здания. Их и было-то всего десятка полтора, но, расположенные умело и эффектно, небоскребы создавали впечатление города, устремленного ввысь. Улицы террасами спускались к морю. Сколько Лаптев ни смотрел по сторонам — не увидел ни одного одинакового здания и ни одного забора. Если дома и были отгорожены от улицы, то лишь зеленым заслоном цветущих кустов, кактусов или приземистых пальм.

Одолев невидимый рубеж, они въехали из Новой Гаваны в Старую, и теперь их автобус катил вдоль великолепной Прадо — улицы, рассеченной бульваром из цветного инкрустированного мрамора. Мраморной была и ограда, и скамьи, и сама «мостовая». Из прорубленных в благородном камне отверстий вздымались стволы вековых деревьев, смыкавших над бульваром густейшие кроны. Меж прогуливающихся сновала детвора на роликовых коньках. От Прадо расходились улочки — такие узкие, что в них не протиснуться и автомобилю.

И наконец, показалась гавань — пакгаузы, нагромождения ящиков, мешков и бочек, колонны машин и тракторов, а за ними — краны и мачты.

Огромная бухта Гаваны была тесно заставлена судами. На флагштоках — все больше алые полотнища. На бортах: «Лениногорск», «Уссурийск», «Декабрист», «Балтика» — сухогрузы, танкеры, лесовозы, «пассажир»...

Лаптев и женщины оставили автобус и направились на пирс пешком. Бухта, когда смотришь на нее сверху, напоминала пузатый кувшин в разрезе, тонким горлышком пьющий синь океана. Она самой природой была предназначена для встречи мореплавателей — даже в жестокий шторм вода в ней будет лишь рябить. Подобные бухты так и называются: «бухты-бутылки».

— Вон, слева, — мой «Хосе»! — повел рукой на бело-черную громаду Андрей Петрович.

— Вы — у причала «Ле Кувр»? — Хозефа смотрела почему-то не на его судно, а на странное сооружение из кусков рваного железа, ржавых болтов и шестерен — мрачную конструкцию, которую Лаптев принял за модернистскую скульптуру в стиле поп-арт. — Раньше причал назывался «Панамерикен». После революции республика закупила у Бельгии боеприпасы, их доставили на судне «Ле Кувр». Американские диверсанты взорвали его у этого причала. Можете представить, что здесь было, когда рвались фугасы... Эта скульптура — из останков «Ле Кувра».

У трапа сухогруза их встретил измученный ожиданием комсорг.

— Свободная от вахты смена к экскурсии готова! — доложил он.

Хозефа первой оттарабанила ботинками по трапу, взбежала на борт.

И снова Лаптеву остро вспомнилось давнее-давнее: севастопольский пирс, такой же, только куда ниже, белый борт, трап и сбегающая по нему девушка с развевающимися золотыми волосами, перехваченными широкой голубой лентой.

Сейчас на середине трапа Лена остановилась, несколько раз судорожно заглотнула воздух и, вцепившись руками в поручень, виновато, прерывисто проговорила:

— Круто... Сердце...

10

Миновав еще один патрульный пост, «тонваген» въехал в Гавану.

— Остановить! — приказал Васкес водителю.

Спрыгнул. Открыл дверцу салона, посветил фонариком. Бланка спала, свернувшись комочком в углу дивана. Хосе потряс ее за колено:

— Эй, девочка, куда тебя везти?

— А?.. — замотала головой, просыпаясь, Бланка. — Уже? Я вздремнула? — Она сладко зевнула, потянулась, закинув руки за голову. — Пожалуйста, домой. Авенида Уна, тридцать семь...

Автобус покатил по городу. Светились огни баров и кинотеатров. Вспыхивали и гасли лозунги над домами. Из полуприкрытых век Бланка глядела на скользящие огни. Оцепенение сна еще не прошло.

«Тонваген» свернул на тихую темную улочку, остановился у двухэтажного дома на самой набережной. Неугомонно шумел прибой.

Бланка, не обуваясь, взяв в руку ботинки, вышла из автомобиля. Отряхнула куртку, похлопала ладонью по брюкам.

— До свиданья, девочка! — тоже спрыгнул на землю Хосе. — Надеюсь, до скорого!

Она уловила какую-то многозначительность в его голосе, насмешливо хмыкнула, но ничего не ответила. Попросила водителя:

— Мануэль, помоги, я еле держусь на ногах.

И стала подниматься по наружной лестнице на второй этаж, так и неся в руках ботинки и чувствуя ступнями прохладу камня.

— Спасибо! — протянул руку бородачу Васкес. — Отсюда мне пешком — два шага. Мы еще увидимся, приятель!

Тот молча кивнул. Взял магнитофон и направился вслед за Бланкой.

Хосе снизу видел, как девушка отперла дверь, вошла в квартиру. За нею вошел водитель.

Из темноты к Васкесу выступили несколько человек. Он оглянулся, узнал Хуанито.

— Ага, ты уже здесь! Ну как дела, бродяжка?

— Пока мертвая зыбь, командир, — отозвался мальчуган. — Только мне кажется, что в квартире сеньориты кто-то есть.

— Интересно. Теперь она в мышеловке. И будем надеяться, что заштормит. Главное — бдительность! — Он подошел к телефонной будке на углу улицы. Набрал номер: — От Виолетты. Да, капитан... Носился за ней по всей провинции, как черт за грешницей... Доставил... К ней сейчас поднялся шофер Мануэль... Не торопится выходить. Да, капитан... Слушаюсь, капитан!