Поступки во имя любви - [34]

– Кто?

– Оуэн.

– О!

– А его папочка на небесах.

– А! – Джеймс снял верхнюю часть булочки с гамбургера и понюхал ярко-оранжевый кусочек сыра. Он ничем не пах. – Полагаю, у него есть мама.

– Ага, она привозит его в школу каждое утро.

Девочка никогда раньше не говорила о Френсис, вообще не упоминала ее. Джеймс помнил ее бесконечные вопросы сразу после того, как это случилось. Где мамочка? Почему она не приходит? Куда она ушла? Почему она так долго? Он не знал, что отвечать, ему хотелось быть честным с Чарли. Но как он мог быть честным, если никто не знал правды, если все они пребывали в такой же неизвестности, как и четырехлетняя малышка.

Он попытался вспомнить, когда вопросы наконец прекратились, когда она перестала пытаться получить ответы. Джеймс гадал, помнила ли Чарли лицо матери, ее голос, ее запах. Наверное, два года в жизни шестилетнего ребенка – это достаточно долгий срок, чтобы стерлись многие воспоминания.

– У мамы Оуэна фиолетовые сапоги.

Джеймс улыбнулся.

– В самом деле? Может быть, она колдунья?

Чарли посмотрела на него с жалостью.

– Она не колдунья, она работает в магазине.

– Они продают магические заклинания?

– Папочка!

Оглядев кафе, Джеймс поймал взгляд мужчины, который вытирал угол стола, и кивнул ему. Мужчина кивнул в ответ, коротко улыбнулся, но Джеймс не был уверен, что тот его узнал.

– Ты его знаешь? – спросила Чарли.

– Да, – сказал Джеймс. – Мы вместе ходим на уроки рисования.

Чарли внимательно осмотрела Зарека.

– Он твой друг?

– Да. Он очень хорошо рисует.

Джеймс был удивлен тем, насколько ему понравилось занятие. Не то чтобы он создал хотя бы один достойный набросок, его усилия оказались смехотворными. Чертежи – да, это его, ничего другого с округлостями, впадинами и складками он рисовать не умел. Но преподавательница изо всех сил старалась ободрить его. Кажется, она что-то говорила об энергии в его рисунках. Джеймс подозревал, что именно это говорят людям, если не могут сказать ничего позитивного.

Но чистый запах бумаги, легкие звуки карандаша, касающегося бумаги, поскрипывание угля, успокаивающее ощущение ластика-клячки, мирная атмосфера в аудитории, когда все работали, все это Джеймс нашел удивительно успокаивающим. Честно говоря, когда преподавательница объявила перерыв, он даже не поверил, что первый час уже прошел.

Джеймс вышел, сел в машину и позвонил Юнис. Та отрапортовала, что Чарли спит после трех прочитанных историй. Он просидел в машине весь перерыв, потом вернулся.

Он не мог с ними разговаривать, пока не мог. Он исподтишка оглядел комнату и заметил отличные рисунки поляка, сидевшего справа от него. Заметил он и то, как нервничала модель. Это невозможно было не заметить: она выглядела так, словно ее вот-вот вырвет.

Но пока он мог только быть в компании людей, которые ничего от него не требовали. За прошедшие два года это был первый шаг, который он сделал навстречу социуму. Хотя Джеймс признавал, что давно пора снова стать частью общества, пусть даже только ради Чарли, но делал он это с неохотой.

Теперь Джеймс уже радовался, что не записался на курсы французского. На занятиях ему пришлось бы разговаривать с другими учениками, выполнять устные упражнения. Время от времени он бы оказывался в центре внимания, а здесь он мог работать сам по себе без необходимости открывать рот в течение двух часов.

Остальные, должно быть, подумали, что он необщительный тип, но это его вообще не беспокоило. За последние два года Джеймс привык не обращать внимания на мнение окружающих. Когда анонимные «доброжелатели» присылали ему письма, полные ненависти; когда разговоры в магазине стихали, стоило ему только войти; когда люди, которых он знал всю жизнь, переходили на другую сторону улицы, только бы не встретиться с ним, Джеймс быстро научился игнорировать все это. Теперь он осознавал, насколько очерствел от этого.

– Я закончила, – объявила Чарли, заталкивая три куриных наггетса под свою салфетку.

– Я все видел.

– Что? – Она улыбалась, ничуть не смутившись. Он был слишком мягок с ней. – Что, папочка?

– Заверни их, и мы возьмем их домой для Монстра.

Монстром звали черного кота Юнис и Джерри. Он регулярно совершал набеги на соседские сады, с одинаковой быстротой уничтожая птиц и мышей. Может быть, несколько кусочков обжаренной курицы заставят его ненадолго отказаться от охоты.

– Когда я смогу пойти домой к Оуэну? – снова спросила Чарли, заворачивая наггетсы в неуклюжий сверток. Джеймс понял, что эту тему она не оставит.

– Как только я познакомлюсь с его мамой, – ответил он.

Никакой надежды на это при сложившихся обстоятельствах, но пусть девочка пока порадуется. Встреча с другими родителями предполагала разговоры с ними, которых он так успешно избегал на занятиях по рисованию. Надо дать себе еще время.

– Идем. – Джеймс встал. – Давай мне твой рюкзак.

Он огляделся, поймал взгляд Зарека и снова кивнул. Зарек приветственно поднял руку и повернулся к хихикающим девочкам-подросткам в школьной форме, стоявшим у стойки.

У такого парня не может быть проблем с девушками, при его-то внешности. А то, что он иностранец, только прибавляет ему привлекательности. Возможно, ему приходится от них отбиваться.