Поступь хаоса - [11]

— Мы?

— Господин мэр тоже хочет потолковать с юным Тоддом. — Мистер Прентисс-младший повышает голос — Выходите сейчасже, слышите? Ничего вам не будет, мы просто поболтаем.

Бен кивает в сторону черного хода — решительно и твердо, и на сей раз спорить с ним бесполезно. Мы начинаем медленно продвигаться к двери, но терпение Манчи к этому времени кончается, и он лает:

— Тодд?

— Вы ведь не думаете удрать через черный ход? — кричит нам шериф. — С дороги, Киллиан!

— Убирайся с моей земли, Дейви.

— Я два раза повторять не буду.

— Да ты уже трижды повторил, Дейви, такшто твои угрозы не работают.

Наступает молчание, но Шум обоих становится громче, и мы с Беном понимаем, что сейчас будет. Все происходит очень быстро: в дверь громко ударяют, потом еще и еще, а мы с Беном и Манчи летим на кухню, но не успеваем туда добраться, как все уже кончено. Мистер Прентисс-младший лежит на полу, зажимая рукой рот, из которого течет кровь. Его винтовка в руках у Киллиана, и он целится ею в шерифа.

— Убирайся из моего дома, Дейви.

Мистер Прентисс-младший переводит взгляд на нас, все еще зажимая ладонью окровавленный рот. Как я уже говорил, он всего-то на два года старше меня: его голос постоянно ломается посреди фразы, но по закону он уже стал мужчиной, а заодно и нашим шерифом.

Кровь течет на светлые коричневатые волосики, которые он сам зовет усами, а остальные не зовут никак.

— Ты знаешь, что так на вопросы не отвечают, верно? — Он сплевывает на пол кровь и выбитый зуб. — Ты знаешь, что это еще не конец. — Шериф смотрит мне прямо в глаза. — Что ты нашел на болоте, а, малыш?

Киллиан приставляет дуло к его голове.

— Вон.

— Мы строим на тебя планы, малыш. — Мистер Прентисс-младший кроваво улыбается и встает на ноги. — Последний ребенок. До дня рождения остался ровно месяц, верно?

Киллиан громко и угрожающе взводит курок.

Мистер Прентисс-младший снова смотрит на нас, сплевывает и говорит:

— Скоро увидимся. — Голос у него хрипит и срывается, поэтому он быстренько улепетывает в город.

Киллиан хлопает дверью.

— Бежать надо немедленно. Через болото.

— Знаю, — отвечает Бен. — Я надеялся…

— Я тоже.

— Эй-эй! Погодите! — кричу я. — Какое еще болото?! Там спэки!

— Думай тише, — осаживает меня Киллиан. — Все куда серьезней, чем тебе кажется.

— Мне вапще ни черта не кажется! — отвечаю я. — Никуда я не пойду, пока не получу объяснений!

— Тодд… — начинает Бен.

— Они скоро вернутся, — говорит Киллиан. — Дейви Прентисс вернется, он будет не один, и мы уже не сможем тебя защитить.

— Но…

— Никаких «но»!

— Пора, Тодд, — говорит Бен. — Манчи пойдет с тобой.

— Совсем отлично…

— Тодд… — Киллиан немножко изменился. В его Шуме я слышу что-то новое, какую-то печаль, почти горе. — Тодд, — повторяет он, а потом вдруг крепко-крепко меня обнимает, задевая воротником разбитую губу. Я вскрикиваю и отшатываюсь.

— Быть может, ты возненавидишь нас, — говорит он, — но постарайся поверить: мы делаем это только из любви к тебе. Хорошо?

— Нет, — отвечаю я. — Нехорошо. Ничего хорошего тут нет.

Киллиан, как обычно, не слушает. Он встает и говорит Бену:

— Все, бегите, я постараюсь их задержать.

— Я вернусь другим путем, — говорит Бен. — Может, удастся сбить их со следа.

На прощание они долго жмут друг другу руки, потом Бен смотрит на меня, говорит «Пошли!» и тащит меня за собой к черному ходу, а Киллиан опять берет винтовку. Мы переглядываемся, и на лице у него написано — на лице и в Шуме, — что это наше последнее прощание, что мы вряд ли когда-нибудь увидимся. Я хочу ему что-то сказать, но дверь захлопывается, и его больше нет.

5 Все, что ты знаешь

— Я доведу тебя до реки, — говорит Бен, когда мы в спешке пересекаем поле — второй раз за день. — Оттуда пойдешь сам — по берегу до болота.

— Там же нет дороги, Бен, — говорю я. — И всюду кроки. Ты хочешь, чтобы меня убили?

Он глядит на меня ровным взглядом и, не сбавляя шага, отвечает:

— Другого пути нет.

— Кроки! Болото! Тихо! Ка-ка! — тявкает Манчи.

Я давно перестал спрашивать, что происходит — все равно никто и не думает мне отвечать, поэтому мы просто бежим мимо овец, которые до сих пор не в загонах — и, возможно, больше никогда туда не попадут.

— Овцы! — говорят они, провожая нас взглядами.

Мы идем дальше, мимо главного амбара, вдоль большой арасительной трубы, потом сворачиваем направо вдоль трубы поменьше и бежим в сторону дикой пустоши, туда, где вопщемто начинается остальная часть нашей огромной пустой планеты.

Бен заговаривает, только когда мы добираемся до деревьев.

— На той еде, что я тебе собрал, можно продержаться несколько дней, но растягивай ее до последнего: ешь фрукты, какие удастся найти, охоться.

— А сколько мне надо протянуть? Когда можно вернуться?

Бен останавливается. Мы только что вошли в лес. Река и тридцати метрах от нас, ее уже слышно, потомушто течение здесь довольно бурное.

Вдруг мне начинает казаться, что я попал в самое одинокое место на всем белом свете.

— Ты никогда не вернешься, Тодд, — тихо произносит Бен. — Тебе нельзя возвращаться.

— Почему? — спрашиваю я тонким голосом — выходит почти мяуканье. — Что я такого натворил, Бен?

Он подходит ко мне.

— Ничего, Тодд. Ты не сделал ничего дурного.