Постовой - [68]

С криком:

— Демон, Демон, ко мне — я бросился наперерез щуплому мужику в серой кепочке. Второй, длинный, в темном легком плаще, смешно закидывая ноги, длинными прыжками, бежал по аллее в сторону соседнего дома.

Мужик в кепке, видно, все силы растратил, пока прыгал с подоконника, во всяком случае, в двух метрах впереди меня он, хрипя и сипя, как кипящая кастрюля, бежал все медленнее и медленнее. Я примерился, ударил его сапогом по ноге, мужик вскрикнул, и потеряв равновесие, упал на землю, а я придавив его коленом, зафиксировав руку. Лишь потом я смог обернутся. Как черный крокодил, распластавшись над самой землей, ко мне неслось мое чудовище. Второй злодей, к моему удивлению, еще не успел скрыться за домами. Я вскинул вторую руку в его сторону:

— Демон, фас, взять его.

Пес затормозил всеми четырьмя лапами, растерянно огляделся. На наше счастье, от нас по улице убегал только один человек, и Демон сделал правильный выбор. Сжавшись как пружина, он выметнулся в сторону длинного мужика, и стал с каждым прыжком, сокращать расстояние.

Мамочка с коляской, мимо которой сначала пробежал какой-то мужик, а потом промчался огромный зверь, очевидно заподозрила, что что-то не в порядке. Тоненько взвизгнув, она навалилась на коляску, как раб на тачку, и побежала подальше отсюда, в сторону улицы Переворота. И тут меня чуть не зарезали. Мужик, которому я заломил руку, но отвлекся на управление собакой, под шумок достал второй рукой из кармана шило, и попытался ткнуть меня в пузико. Я, с матами вскочил на ноги. Бороться с жуликом в партере не было никакого смысла. Мужик, резво вскочивший на ноги, как будто не задыхался еще пару минут назад, зло ощерился, поводя передо мной блестящим жалом шила. Тускло сверкнули, в кривой ухмылке, две коронки белого металла сбоку рта.

Ах, ты, тварь! Я поднял с земли обломок старого клена, отпиленного, но не убранного в мусор и двинулся к потерявшему всю свою веселость мужику. Он нырнул вниз, выставив вперед шило, но боковой удар кленовой дубины снес его блок и попал прямо по ненавистным «фиксам». Шило упало из ослабевшей руки, а зечара сразу лег, утратив способность к бегству.

Я бросил полуразвалившуюся дубину и двинулся на шум, там Демон, с утробным рычанием, расправлялся с темным плащом и его хозяином.

Когда подлетел «жигуленок» охраны, длинный мужик, полуинтелентного вида, заканчивал собирать, покусанными руками, разбросанные вокруг помятые купюры, не переставая опасливо поглядывать на сидящего рядом Демона. Я показал рукой на лежащего в отдалении мужика с фиксами, или уже без фикс, надеюсь, что я их ему выбил. И крикнул:

— У него там шило в траве лежит.

Потом ночная милиция подъехала к нам.

Передавая им мужа почтмейстерши, я доброжелательно сказал, что мной пересчитаны, сложенные во внутренний карман мужчины, ворованные деньги, и не хотелось бы, чтобы при изъятии, их количество отличалось от моей суммы. Меня почему-то грубо послали и сказали, что они не такие.

Машина ушла, увозя побитых грабителей, а я отряхнувшись, как смог, поплелся в сторону одиннадцатого почтового отделения.

Когда мы с Демоном вошли на почту, там яблоку некуда было упасть, но почему то, сразу же, установилось тишина. Я нашел самую авторитетную на вид сотрудницу и наклонившись, вполголоса спросил:

— Заведующая у себя?

Женщина, как-то заторможено, кивнула.

— А вы?

— Я ее заместитель.

— Проводите нас, пожалуйста.

Мне кивнули и откинули в сторону загородку из деревоплиты

Пройдя вслед за замшей вглубь почтовых лабиринтов, меня довели до окрашенной синей краской металлической двери:

— Убедительно прошу вас, стоять здесь и, никого внутрь не пускать, вы меня поняли?

Пока женщина мелко кивала головой, мы уже входили во внутрь.

Заведующая почтовым отделением, крупная, крашенная блондинка, с завитыми на бигудях волосами, не оборачиваясь к нам, тревожно накручивала диск телефона, сидя у открытого сейфа.

— Что, не отвечает?

Женщина на автомате кивнула, и лишь затем подняла голову:

— Кто вы такие, и по какому праву… Выйдите немедленно… Я сейчас…

Я шел как автомат, абсолютно отключившись от ее визга, медленно, равномерно и неотвратимо, приближаясь к визжащей бабе.

Сначала она недоуменно замолчала, видно не привыкла, что ее игнорируют, затем попятилась, пытаясь очевидно спрятаться в сейфе. Я навалился сверху на, мигом вспотевшую, начальницу, мошенницу, наводчицу, нарисовав на своем лице и глазах лютую ненависть. Голова женщины оказалась внутри железного шкафа, я прижался в ее взмокшей, покрытой какой-то комкующейся пудрой, коже и зашипел в ухо с огромным искусственным рубином в сережке:

— Я тебя, сейчас, тварь за Настю здесь порешу, сука, я сяду, но ты отсюда не выйдешь. Где ее расписка, тварь, быстрее, пока я тебе ножницами глаз не вырезал!

Через пять минут, сморщенная, как сдувшаяся резиновая кукла, с подтеками туши под глазами, слезающими с губ кусками остатков помады, потерявшая всю спесь, начальница торопливо строчила собственноручные признания, а я смотрел на три расписки, где молоденькие девочки, в том числе и Настя, признавались в растрате вверенных им, по разовым документам, сумм, и обещали погасить задолженность. Суммы составляли от одной тысячи двухсот рублей, до тех тысяч, похищенных сегодня у Насти. Очевидно аппетит приходил у почтенного семейства постепенно. Я поднял телефонную трубку и набрал номер роты: