Постник Евстратий: Мозаика святости - [26]

Шрифт
Интервал

Воины все понимали, молчали, вздыхали. Сами товарищей потеряли, да и атамана отряд уважал. Ветеран был суров, справедлив, в разделе добычи не жаден.

За печенегом вдогонку гнаться не стали: мало нас стало, ой, как мало, а потому и смирились с позором.

…Атрак очнулся от прикосновения: главный монах что-то шептал, утешая. Искренний взор, искренний шепот, и Атрак ожил от боли. Где-то внутри кровь била толчками, ранила сердце в боли от смерти больше чем дяди. Дядя был всем: мамкой и братом, отцом и начальником. Бывало, и бил за проказу или непослушание. Детства обиды прошли, пролетели, сам понимал, что тяжелая воина рука и убить могла, не то что отшлепать. В детстве терпел, стерпит и тут. Монах что-то продолжал говорить, утешая. Руський язык был вроде понятен, но множество слов в голову не проникало, а в сердце входили слова незнакомого брата, что скорбел вместе с ним за погибель чужого ему человека. Монах сожалел, утешал и скорбел вместе с ним. Атрак понимал его сердцем, слова не нужны, чужие слова, их было много. Язык русичей многословен, лишних слов много. У по ловцев речи короче, звуки поглуше, слова коротки. Не слова, будто команды в говоре половецком.

Словянин говорил, и незнакомая песня молитвы стишала бродившую кровь.

Наконец-то заплакали бабы, раздирая ногтями землю могилки. Атрак очнулся, боль утихала, и монах, это почуя, отошел ко своим одноверцам. Бабы столпились близ него и монахов, рыдая и воя.

Стон утешений продлился недолго: время есть время, и Атрак отправил свой караван, пусть поредевший, но все же богатый, в Херсон.

«Елена, Елена», как плакало сердце, как сердце молилось! «Елена, Елена», а ни слова не скажешь, ни взгляда не кинешь в сторону милой. Память все время возвращала в застывший кадр плена: мощные руки воина-печенега хватают Елену, русые косы взметнулись к седлу, бессильные ватные руки Елены болтаются у седла, в белом обмороке лицо кажется не просто белым, а прозрачным от боли. Открытые глаза безучастны: обморок надолго захватил боярыню-свет.

«Елена, Елена!», – что я могу, что? Ни бежать, ни кричать, ни помочь. Бессилие плена держало монаха, как в кованых кандалах.

«Елена?» – удивился Атрак.

Евстратия возглас, вырвавшись с уст, прервал мысли Атрака.

«Елена?», – и злость юного атамана гортанным выкриком собрала всю команду.

Елена была самой лакомой из добычи. Дядя, когда смотрел на Елену, приказывал сам себе и команде ханшу не трогать, хотя очень хотелось.

Боярыня была хороша! Русые волосы хотя истрепались за время полона, красотой и густотой поражали мужские нескромные взгляды. Очи так очи, глаза, голубые, как небо весеннее над степью, губы, что маки. Ровная стать, походкой легка, всегда ровна и спокойна. Не баба, утеха. На мужиков не смотрела, как иные другие в надежде на шмат или похоть, нет, не смотрела, зато мужики сами глаз с неё не сводили.

Дядя аж скрипел зубами иногда, так полонянка впала ему на сердце. Но добыча была велика, и отряд не принял бы его слабость: за эту полонянку можно было взять столько, сколько за всех прочих оптом, да и еще вполовину бы прибавили.

Атрак был готов погнаться за печенегом отбить красавицу-ханшу, отряд еле удержал молодца-командира:

«Всех врагов положить не положим, а сами тогда пропадем. Надо идти в Херсонес с остатком полона, а там как нам повезет, может, за этих монахов у церкви что-нибудь выпросим. Церковь христиан своих любит, монахов откупит за деньги немалые, а если за Еленой погонимся, и там не найдем, и здесь потеряем».

Атрак на ломаном койнэ объяснял сгорбившемуся пленнику: «понимаешь, печенеги они с полоном не злые. Они или продадут твою ханшу, или предложат выкупить кому из родни, или к себе в орду примут жить, детишек рожать, кумыс мужу варить». Утешал-утешал, пока не дошло, что раны сердечные клинком ковыряет.

Гикнул, отряд встрепенулся, обернулся последний раз на небольшой холмик-курган, и знакомой дорогой отправился на Херсонес.

К югу

Долгой дорогой огибали жилье: Дикая Степь, она вроде и дикая, а народами полнилась. Мотались по свету белому разного рода людишки, порой нежданно можно встретить даже норманна, злого варяга с далеких окраин сурового севера, не говоря про ватагу мелких орд половецких, орд печенежских. Степь за тысячу лет исхожена да проезжена стежками-дорожками неприхотливых лошадок неукротимых орд степняков.

Встретить друга иль недруга было одначе опасно: дружок половецкий из враждующего стана полон отобьет, да и хану твоему из твоего же полона дань передаст, и ищи потом справедливости в поле. А уж врагу-печенегу под копыта коней попадаться и вовсе лихо-беда.

В схватке с печенегами отряд значительно поредел, да к тому ж несколько человек получили раненья-увечья кто от сабель, а кто от стрелы печенежской. Застывшие комья бурой крови черными пятнами выдавали следы вражьей навалы (набега).

Ослаб, ой как ослаб Атрака отряд!

Гибель дяди чуть не подкосила боевой дух половецкой ватаги, да к тому ж у взрослых мужей сосунок-вожачок не прибавил отваги. Атрак косые взгляды молчаливых дядиных побратимов чувствовал, как стрелу печенега, так вонзались в спину, не вырвешь.


Еще от автора Нелли Карпухина-Лабузная
Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия

Почти не выдуманные истории из моего многолетнего адвокатского опыта сложились в эти рассказы. Кто-то узнает в них себя, кто-то ужаснётся чудесам нашего правосудия, а кто-то улыбнётся, увидев, какая бывает любовь. Миллионеры и дворники, серийные убийцы и невинные жертвы, любовь и власть, страдания и счастье простых русских людей – все это и многое другое вы найдете в правдивых рассказах о людях нашей страны.


Рекомендуем почитать
Мой друг Трумпельдор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антиамериканцы

Автор романа, писатель-коммунист Альва Бесси, — ветеран батальона имени Линкольна, сражавшегося против фашистов в Испании. За прогрессивные взгляды он подвергся преследованиям со стороны комиссии по расследованию антиамериканской деятельности и был брошен в тюрьму. Судьба главного героя романа, коммуниста Бена Блау, во многом напоминает судьбу автора книги. Роман разоблачает систему маккартизма, процветающую в современной Америке, вскрывает методы шантажа и запугивания честных людей, к которым прибегают правящие круги США в борьбе против прогрессивных сил. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Реквием

Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Реквием» утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Кто способен читать между строк, может уловить, что важное в своем непосредственном проявлении становится собственной противоположностью. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях. Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации.


Исповедь бывшего хунвэйбина

Эта книга — повесть китайского писателя о «культурной революции», которую ему пришлось пережить. Автор анализирует психологию личности и общества на одном из переломных этапов истории, показывает, как переплетаются жестокость и гуманизм. Живой документ, написанный очевидцем и участником событий, вызывает в памяти недавнюю историю нашей страны.


Его любовь

Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.


Матильда Кшесинская и любовные драмы русских балерин

Император Александр III, поздравляя Матильду Кшесинскую в день её выпуска из Санкт-Петербургского театрального училища, пожелал: «Будьте украшением и славою русского балета». Всю жизнь балерина помнила эти слова, они вдохновляли её на победы в самых сложных постановках, как вдохновляла её на нелёгких жизненных рубежах любовь к сыну Александра III, цесаревичу Николаю Александровичу, будущему императору Николаю II. Матильда пережила увлечение великим князем Сергеем Михайловичем, который оберегал её в трудные минуты, жизнь её была озарена большой любовью к великому князю Андрею Владимировичу, от которого она родила сына Владимира и с которым венчалась в эмиграции, став светлейшей княгиней Романовской-Красинской.