Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [136]
, или что кто-то может в случае нелояльности внезапно потерять свой «национальный» статус [♦ 3.4.1.4]. Следовательно, этот нарратив начинает соответствовать реальности, только если заменить (1) нацию и национальные интересы на приемную политическую семью и ее интересы, а (2) отношения между участвующими в этом цикле взаимной поддержки на патронально-клиентарные. Но такая замена, которая могла бы привести нарратив в соответствие с двумя фундаментальными компонентами патрональной автократии, далеко не очевидна, и на деле ничто в исходной цепочке рассуждений не указывает на ее необходимость. Отсюда следует, что этатизм патрона-автократа – это фасадная идеология, которая требуется лишь для того, чтобы подтолкнуть любого, кто выступает против экономической патронализации, в сторону незаконного статус-кво свободного рынка.
Второй аргумент, используемый для оправдания как незаконного фаворитизма, так и хищничества, это антилиберализм. Это понятие также связано с отсутствием доверия, но на этот раз не к рыночной экономике в целом, а к определенной «неолиберальной» политике, которая «сбила нацию с пути». Оно может содержать практически любую критику действий более либеральной направленности, предпринятых в прошлом: «безусловное» принятие иностранного капитала, «неконтролируемое господство» транснациональных корпораций (банков и т. д.), которые осуществлялись за счет трудящихся соотечественников и через приватизацию «национальных богатств», накопление государственного долга и т. д.[646]
Лечение, предлагаемое в этом случае, опять же государство, но не в духе всеобщей веры в него, а в виде мандата, позволяющего обратить вспять эти конкретные процессы при помощи средств государственного вмешательства. Как пишет ведущий экономист правительства Орбана, «накопившиеся проблемы и напряженность присутствовали в Венгрии не только в экономической, но и в социальной сфере из-за [помимо других причин] достигнутого в течение предыдущих восьми лет благополучия, обусловленного кредитами, за которым последовало крушение экономики. ‹…› В этой ситуации, при поддержке большинства в две трети парламента, правительство, не избежав конфликтов, инициировало радикальные изменения практически во всех сферах экономической политики. ‹…› Короче говоря, новое правительство определило достижение общего блага прежде всего через реализацию совместного функционирования активного рынка труда и, при необходимости, государства, которое в полной мере представляет национальные интересы. Это положило начало радикальным изменениям в практике предыдущих двадцати лет, которая базировалась на ‹…› так называемом Вашингтонском консенсусе, рекомендованном международными организациями и основанном на неолиберальной экономической философии»[647].
Этот аргумент тоже используется в качестве фасада, прикрывающего патрональную политику, выражающуюся в дискреционном бюджетном и регуляционном вмешательстве (которые используются для объяснения и фаворитизма, и хищничества [♦ 5.5.4.1]). Аргументы против неолиберализма делегитимируют идею о том, что вход на любой рынок должен быть ограничен для государства, а борьба с транснациональными корпорациями оправдывает препятствование их нормальной работе, которое осуществляется через нормативные акты и налогообложение, при том что местным конкурентам предоставляется дискреционная поддержка. Однако из этого не следует, что из всех многочисленных экономических акторов в стране поддержку обязательно получают лояльные олигархи и подставные лица приемной политической семьи. Посредством дискреционного вмешательства обеспечивается именно сбор ренты для тех, кто соответствует антропологическому характеру приемной политической семьи [♦ 3.6.2], так как государство «выбирает лидеров» экономики, а интенсивность (иностранной) конкуренции снижается [♦ 2.6][648]. Кроме того, тогда как менее мобильные иностранные компании вынуждены оплачивать крышу или подвергаться присвоению, более мобильных либо оставляют в покое, либо могут даже привлечь в страну снижением налогов и другими дискреционными услугами. В Венгрии, экономика которой более тесно связана с внешними рынками, чем другие патрональные автократии, такие соглашения даже принимают формальный вид: правительство заключает с транснациональными корпорациями так называемые соглашения о стратегическом партнерстве [♦ 7.4.5]. Многое из того, что производят эти партнеры, не продается на венгерских рынках, и поэтому при помощи законов невозможно установить для них экономически обоснованную прибыль, но в то же время они создают для венгров рабочие места и платят налоги с их заработной платы в стране. Что касается идеологии, необходимо отметить несоответствие между прагматичным отношением к транснациональным корпорациям и жесткой антитранснациональной риторикой, которая в очередной раз указывает на фасадный характер антилиберализма.
Наконец, аргумент, который используется специально для легитимации хищничества, – это восстановление справедливости. Отправной точкой этого аргумента является несправедливый характер первоначальной структуры собственности
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.