Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [130]

Шрифт
Интервал

, что означает, что они стремятся к монополизации власти и личному обогащению, а не к воплощению представлений о том, как должно функционировать общество [♦ 2.3.1]. Таким образом, когерентность обнаруживается не в обобщенном содержании идеологических аргументов, а в удовлетворении интересов элит и в том, как данные идеологические аргументы этому способствуют (функциональность). В этом заключается главное отличие этих акторов от акторов, управляемых идеологией, что приводит нас к следующему разграничению:

• когерентность является ценностной, если идеология актора логически последовательна и применяется соответствующим образом (то есть не содержит противоречий или двойных стандартов), как в случае управляемых идеологией акторов;

• когерентность является функциональной, если идеология актора логически непоследовательна и применяется бессистемно (то есть содержит противоречия или двойные стандарты), но выбор идеологической позиции и ее трансформация последовательно вытекают из прагматических соображений, то есть из принципа интересов элит, которыми руководствуются пользующиеся идеологией политические акторы.

Короче говоря, выбор идеологической позиции является здесь следствием тактических соображений и компромиссов, а не их причиной. Ниже мы указываем на то, что лишь некоторые типы аргументов логически обосновывают монополизацию власти и личное обогащение. Среди этих аргументов есть более недолговечные, которые в целях обоснования конкретных действий используются, а затем по случаю отбрасываются и которые часто не соотносятся с той идеологией / целями, (a) приверженцем которых актор объявлял себя ранее, либо (b) которые актор, по его утверждению, преследует в контексте других задач. Однако некоторые аргументы, такие как «суверенитет» и «национальные интересы», применяются для обоснования политических действий наиболее часто. Аргумент «национальных интересов» может создавать видимость присутствия устойчивой концепции того, как должно функционировать нормальное общество, словно актор действительно преследует некую мотивирующую его идеологию[620]. Несмотря на это, такого актора не следует рассматривать как управляемого идеологией по двум причинам. Во-первых, ему все еще присущи свойства (2) – (3) из определения актора, пользующегося идеологией, из-за недолговечных аргументов, которые приближают его скорее к этому типу, чем к типу актора, идеологией управляемого. Во-вторых, ему не свойственна даже черта (1), поскольку концепция, которая периодически возникает из более общих аргументов, как правило, слишком размытая, что означает, что из нее нельзя вывести элементы, определяющие действия актора. Следовательно, эти аргументы не могут функционировать как руководство, а только лишь как фасад, потому что они дают большое пространство для маневра, позволяющее легитимировать широкий диапазон действий [♦ 2.3.1]. Пользующийся идеологией актор может пользоваться этими расплывчатыми идеологическими аргументами и при этом не утруждать себя объяснением того, почему он из раза в раз выбирает тот особый вариант действий, который ведет к продвижению интересов элиты [♦ 6.4.1.4].

6.4.1.2. Управляемые идеологией и пользующиеся идеологией популисты

Расплывчатость прикладных идеологий, которые также можно назвать «фасадными идеологиями», возвращает нас к вопросу о популизме. В Главе 4 мы определили популизм как единство шести признаков: (1) опора на народный суверенитет, (2) антиплюрализм, (3) плебисцитарный характер, (4) мажоритаризм, (5) антиэлитизм, (6) риторика в духе «мы против них» [♦ 4.2.3]. Однако мы также объясняли, что популизм является «тонкой» идеологией, то есть довольно туманной в политическом смысле, так как лишь предполагает неограниченную власть автократа, но не проговаривает, как конкретно он должен ее использовать. На самом деле, отсутствие логической связи между «диагнозом» и «лечением», то есть между заявляемым мотивом популиста, например «национальными интересами», и вытекающими из него действиями, делает популизм идеальным фасадом, так как с его помощью можно оправдать фактически любую политическую меру (как левого, так и правого толка). Именно поэтому мы назвали популизм идеологическим инструментом [♦ 4.2.3]. Он работает как защитная «оболочка», в которую политики могут завернуть свой политический продукт, заявляя, что их предложение является единственно верным среди всех предлагаемых вариантов, так как оно и только оно соответствует «интересам народа».

Есть существенное отличие между политическими акторами, которые в первую очередь руководствуются определенной идеологией и используют популизм как вспомогательный инструмент, и акторами, для которых популизм играет первостепенное значение, тогда как политические меры, зачастую собранные со всего идеологического спектра, идут как приложение к их популистской повестке:

• популисты, управляемые идеологией, используют популистский нарратив, отталкиваясь при этом от постоянной ценностно-когерентной идеологии;

• популисты, пользующиеся идеологией, используют популистский нарратив на основании функциональной когерентности, не придерживаясь при этом никакой постоянной идеологии.


Еще от автора Балинт Мадлович
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Рекомендуем почитать
Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.


О смешении и росте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь: опыт и наука

Вопросы философии 1993 № 5.


Город по имени Рай

Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.


История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.


100 дней в HR

Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.


Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.


АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.