Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [128]

Шрифт
Интервал

. В целом можно сказать, что, чем меньше угнетения ощущают на себе люди, то есть чем меньше они чувствуют, что режим заставляет их действовать иначе, по сравнению с их добровольными поступками, тем меньше принуждения нужно использовать властям и тем меньшее сопротивление может встретить на своем пути правящая элита.

6.4. Уровень дискурсов: идеология и политический рынок

В этой части мы рассматриваем роль и характер идеологии применительно к правящим элитам. Ранее мы использовали понятие «идеология» для обозначения средств, используемых для подлинного убеждения масс, то есть для продвижения представления о правящих элитах как о здравых и благонамеренных правителях. Однако в разных дисциплинах это понятие трактуется по-разному, поэтому дать общее определение «идеологии» довольно сложно[614]. Продолжая логику предыдущей части, мы даем ему следующее рабочее определение:

Идеология – это система взглядов (1) на то, как следует устроить жизнь общества, (2) используемая политическим актором в целях привлечения общественной поддержки и одобрения его действий.

Обе части определения конкретизируют его семантику. Первая часть ограничивает применимость понятия системами взглядов на организацию жизни общества, исключая при этом все другие неполитические системы взглядов. Но, как показывает его вторая часть, даже среди систем политических взглядов, идеологией можно назвать только те системы, которые используются в политической коммуникации, то есть в целях привлечения общественной поддержки и одобрения политических акторов (поддержки электората на выборах в тех режимах, где есть выборы). Кроме того, несмотря на то, что этот нюанс не вошел в определение, стоит отличать идеологии как единое целое – то есть полноценные нарративы или наборы положений, которые можно объединить в непротиворечивое целое, – от идеологических аргументов. Последние в нашем понимании представляют собой лишь часть нарратива или отдельные утверждения, которые могут (или не могут) в итоге сложиться во внутренне непротиворечивую политическую идеологию.

Современный политический анализ, как правило, интерпретирует проявления идеологии буквально. Если какой-то политический актор использует националистические идеологические аргументы, его сразу записывают в националисты. Если какой-то политик использует право-консервативную риторику, его считают консерватором и т. д. Как правило, акторов классифицируют по двум шкалам – левый / правый и либерал / консерватор – в зависимости от тех политических целей, которые они продвигают публично и от содержания манифестов их партий[615]. Однако такой подход смешивает два разных предположения: (1) что актор продвигает определенную идеологию и (2) что эта идеология действительно отражает его настоящие цели. Если какого-то политика называют «националистом» или «консерватором», подразумевается, что идеология является главным движущим фактором его или ее политической деятельности, а значит, считается, что этот политик не просто коммуницирует некие идеологические воззрения, но и воспринимает их всерьез как реальное руководство к действию. Кроме того, когда аналитики пытаются описать политику того или иного государства, идеологическая риторика политической элиты, как правило, принимается за отправную точку, будто бы ее конкретные действия должны прямо реализовывать все то, что было публично обещано. А когда слова не сочетаются с действиями, это может означать лишь то, что политик «ошибся», поскольку не смог сблизить поставленные цели и результаты, к чему, безусловно, стремился (так как об этом открыто заявлял)[616]. На самом деле такой подход таит в себе ничем не обоснованное допущение, что этот политик в первую очередь руководствуется либо принципом общественных интересов, либо принципом продвижения идеологии [♦ 2.3.1]. Однако утверждения о базовых мотивах политических акторов требуют тщательного обоснования, и поэтому, как нам кажется, принимать подобные допущения как данность нельзя.

Путаницы, вызванной сомнительными допущениями, можно избежать, если придерживаться двух правил. Во-первых, необходимо разделять идеологический спрос и идеологическое предложение. Их смешивание как раз и приводит к тому, что идеология интерпретируется буквально, так как политик воспринимается как подлинный представитель ценностей и интересов своего народа. В реальности политик может эксплуатировать социальную напряженность в своей риторике, используя популярную идеологию для прикрытия своих действий, не имеющих ничего общего с заявленными идеологическими целями. Во-вторых, необходимо придерживаться функционалистского подхода, то есть того, который трактует идеологию как средство для достижения определенных целей социального действия. Мы не рассматриваем используемые акторами идеологические аргументы как отправную точку для интерпретации их политических действий. Скорее мы расцениваем их как коммуникативные акты, посыл которых может либо помочь нам интерпретировать конкретные (невербальные) политические действия этих акторов, либо, наоборот, сбить нас с пути. Коммуникативные акты должны рассматриваться как всего лишь одно из измерений действий политиков, а не как прямое объяснение этих действий. Поэтому мы всегда можем проанализировать, какую функцию конкретная идеология или идеологический аргумент выполняют по отношению к другим действиям политика.


Еще от автора Балинт Мадлович
Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 1

После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.


Рекомендуем почитать
Русская идея как философско-исторический и религиозный феномен

Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.


О смешении и росте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь: опыт и наука

Вопросы философии 1993 № 5.


Город по имени Рай

Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.


История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания

В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.


100 дней в HR

Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.


Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.


АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.