Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [126]
Таблица 6.5: Средства политического увещевания масс в трех режимах полярного типа
Условные обозначения: +++: первичное средство; ++: вторичное средство; +: третичное средство; –: не используется в целях политического увещевания масс
Каждому режиму свойственна определенная модель, то есть конкретный набор средств, которые наиболее часто используются для политического увещевания масс[597]. В либеральных демократиях можно наблюдать то, что можно обозначить как «демократическая модель», в которой первичным средством политического увещевания масс является идеология. Как мы писали ранее, в либеральных демократиях партийная конкуренция и расхождения между партиями носят идеологический характер [♦ 4.3.2.4]. Принципу общественных интересов подчиняются как представители власти, так и основные оппозиционные партии. Они стремятся реализовать некую идеологию и пытаются приобрести для своей программы поддержку народа на этапе дискуссии в ходе публичного обсуждения [♦ 4.3.1, 4.3.3.1]. Вторичным средством политического увещевания масс является кооптация посредством повышения уровня жизни и клиентелизма, в частности бюджетного вмешательства правящей партии с целью получения поддержки во время выборов [♦ 5.4.3.3]. Естественно, что экономическая политика в целом имеет первостепенное значение для стабильности власти в демократических странах[598]. Она может сочетать в себе любые политические методы, которые приводят к повышению благосостояния граждан (в краткосрочной или долгосрочной перспективе) в текущем климате внутренней и мировой экономики. Норт и его соавторы утверждают, что это создает мощные стимулы для правящей элиты избегать повсеместного создания ренты, которое ослабило бы экономику, а процветающие рыночные экономики, в свою очередь, через общую перспективу долгосрочного экономического благополучия способствуют стабильности порядков открытого доступа[599].
В коммунистических диктатурах преобладает «коммунистическая модель» увещевания масс, в рамках которой для сохранения власти номенклатура использует главным образом принуждение (насилие), вторичным средством является идеология, а третичным – угрозы ненасильственного характера. Разумеется, тот факт, что партия опирается на принуждение, не означает, что она постоянно ведет борьбу с открыто выступающим против нее населением. Скорее под этим следует понимать наличие массового террора и запрет на оппозиционную деятельность в целом [♦ 1.6, 4.3]. Все это подает населению недвусмысленные сигналы, в результате чего у него развивается пассивная терпимость к статус-кво этих репрессий[600]. Что касается вторичного метода – кооптации – то экономические показатели обычно рассматриваются как главный источник (материальной) легитимности коммунистических диктатур[601]. С одной стороны, должности в номенклатуре, а также в других привилегированных социальных группах (например, в среде некоторых рабочих) предполагают более высокий уровень жизни. Получается, что номенклатура – это не только реестр руководящих должностей, но и в более общем смысле реестр категорий статуса. Чей-либо статус определяется не только объемом властных полномочий, но и образом жизни: люди, принадлежащие к различным (формальным) уровням номенклатуры и общества пользуются разными бюрократически регулируемыми потребительскими корзинами. Такое положение дел является результатом бюрократического перераспределения ресурсов, управлением, планированием и исполнением которого также занимается номенклатура[602]. С другой стороны, партии-государства, особенно в более мягких формах коммунистической диктатуры, могут использовать программы, фокусирующиеся на увеличении материальных благ и направленные на постоянное улучшение уровня жизни граждан на нормативной основе
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.