Посткоммунистические режимы. Концептуальная структура. Том 2 - [125]
Если поместить общественную патронализацию в более широкий контекст, это позволит нам проанализировать другие методы, обеспечивающие такую же стабильность в режимах другого типа. Однако чтобы иметь возможность использовать идеи, представленные в литературе, посвященной стабильности режима, и при этом сохранить согласованность нашей концептуальной структуры, нам необходимо развести понятия «стабильности» и «легитимности» (которое мы рассматривали в Главе 4 [♦ 4.2]). Когда в рамках нашего исследования мы говорим о стабильности и способах ее достижения, в действительности мы имеем в виду обеспечение таких условий, в которых люди не хотят инициировать смену акторов, то есть применять методы, которые, по их мнению, приведут к устранению действующей политической элиты. В этом контексте легитимность – это то, что определяет характер этих «методов», так как режимы полагаются либо на электоральную, либо на неэлекторальную легитимность [♦ 4.2.4]. Таким образом, тогда как многие авторы подчеркивают, что институт выборов возникает как средство укрепления стабильности современных авторитарных режимов[590], в нашем дискурсе выборы обрамляют процесс достижения стабильности власти. Другими словами, проводя выборы, режимы приспосабливаются к тому, что люди ощущают как легитимность[591], но властям нужны другие, надежные средства, которые позволяют избегать активных проявлений враждебного отношения в рамках электоральной легитимации. Об этих «надежных средствах», которые мы обозначаем как средства политического увещевания масс, речь и пойдет ниже. В некоторых случаях они идентичны опорам стабильности режима, на которые указывают и другие авторы, особенно в государствах, где устранение правящей политической элиты означает также и ликвидацию режима. Из трех режимов полярного типа яркими примерами тому являются коммунистические диктатуры и патрональные автократии. При этом в коммунистических диктатурах режим характеризуется неэлекторальной легитимностью, и поэтому стабильность достигается через предотвращение насильственных восстаний или революций (то есть неэлекторальную реституцию). Напротив, для патрональных автократий характерна электоральная легитимность, а стабильность обеспечивается предотвращением либо поражения на выборах, либо того, что люди, голосуя против инкумбентов, в итоге осознают, что выборы не работают (и таким образом легитимность режима нарушается) [♦ 4.4.4]. Что касается третьего полярного типа режима, политическое увещевание масс в либеральных демократиях – это попросту те способы, которые позволяют оставаться у власти и избегать ситуаций, в которых люди могут отозвать кого-либо с должности по результатам честных выборов [♦ 4.3.3.2].
По утверждению Йоханнеса Гершевски, стабильность власти зиждется на трех столпах: (1) легитимности, которую он трактует как «диффузную поддержку» и которая является всеобщей и ориентированной на долгосрочную перспективу верой в систему и ее справедливость в рамках определенной идеологии; (2) репрессиях, под которыми он понимает применение насилия; и (3) кооптации элит, имеющих стратегическое значение (действующих или потенциальных лидеров оппозиции, экономической элиты и т. д.)[592].
Чтобы определить кооптацию, мы пользуемся дефиницией Гершевски[593]:
♦ Кооптация – это способность обязывать стратегически значимых участников (или группу участников) действовать в интересах правящей политической элиты.
Однако для двух других упомянутых компонентов мы используем определения, отличные от словаря Гершевски. Для сохранения концептуальной согласованности мы заменяем «легитимность» на «использование идеологии» (или просто – «идеологию»), а «репрессии» – на «принуждение»[594]. Кроме того, Гершевски говорит о стабильности режима в целом и только ее первый компонент считает направленным на более широкую группу (население), тогда как компоненты (2) и (3) можно анализировать как в индивидуальной, так и в коллективной форме[595]. Однако мы уже рассматривали индивидуальную кооптацию стратегически важных акторов из элит [♦ 3.3.9, 3.4.1.3, 3.5.3.2] и принуждение по индивидуальному заказу [♦ 4.3.4.2, 4.3.5.2], а здесь мы фокусируемся на социальных процессах. Поэтому мы ограничиваем значение стабильности режима до ее коллективного аспекта (отсюда понятие политического увещевания масс)[596].
В Таблице 6.5 приводятся средства политического увещевания масс и их значение в трех режимах полярного типа. Во-первых, принуждение, как отмечает Гершевски, может включать применение насилия, но помимо этого оно может принимать форму угроз ненасильственного характера, таких как шантаж и
После распада Советского Союза страны бывшего социалистического лагеря вступили в новую историческую эпоху. Эйфория от краха тоталитарных режимов побудила исследователей 1990-х годов описывать будущую траекторию развития этих стран в терминах либеральной демократии, но вскоре выяснилось, что политическая реальность не оправдала всеобщих надежд на ускоренную демократизацию региона. Ситуация транзита породила режимы, которые невозможно однозначно категоризировать с помощью традиционного либерального дискурса.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.