Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [95]
Логика и детали были важны для практических вещей: как подрезать розы, как обучать щенят, как собирать мины (этому, когда мне было пять лет она научила и меня, использовав мину, украденную с фабрики, на которой она работала во время войны). Но классовое сознание было безотчетным и не поддавалось логике. Оно проявлялось через слова, песни, вздохи, язык тела и постоянные незначительные жесты солидарности.
Эта солидарность сохранялась на протяжении поколений благодаря промышленной и географической стабильности. Она знала историю своей семьи вплоть до 1770 года благодаря именам, записанным на корешке ее Библии. Все они, в том числе ее собственная незамужняя мать, ткали шелк или хлопок. Никто из них не жил дальше, чем в пяти милях от того места, где родился. За свою жизнь она переезжала всего три раза, причем всегда в пределах одной и той же квадратной мили.
Поэтому на вопрос социологов о том, какое значение имели «общепролетарский образ жизни» и его физическая география для классового сознания в период до 1945 года, я бы ответил, что значение – решающее.
Хотя молодым рабочим 1960-х годов казалось, что они живут в рамках стабильной культуры с двухсотлетней историей, ее основы менялись так быстро, что, когда в 1970–1980-е годы они попытались воспользоваться традиционными рычагами солидарности и борьбы, те не сработали.
Ключевое изменение, как блестяще показал Ричард Хоггарт в своем исследовании «О пользе грамотности», заключалось во внедрении формального знания в жизнь рабочего класса: информации, логики и готовности все ставить под вопрос. Ментальная сложность перестала быть уделом фабианских школьных учителей или коммунистических агитаторов с их газетами, полными московской пропаганды. Она стала доступной для всех[291].
Для поколения моего отца знание пришло в послевоенный рабочий класс не только через расширенную систему образования и публичные библиотеки, но и через телевидение, через желтую прессу, кино, книги в мягкой обложке и популярные песни, которые в конце 1950-х годов стали выступать в качестве поэзии рабочего класса.
Да и само знание о мире вдруг усложнилось. Возросла социальная мобильность. Возросла мобильность географическая. Секс, остававшийся табу в публичном дискурсе довоенного рабочего класса, теперь был повсюду. Накануне кризиса получило распространение самое главное технологическое новшество из всех: противозачаточная таблетка, которая впервые была прописана в 1960 году, но разрешена к использованию любой женщиной в конце 1960-х – начале 1970-х, вызвав то, что экономисты Акерлоф, Йеллен и Кац назвали «шоком в технологии репродукции»[292]. Женщины получили доступ к высшему образованию: например, в 1970 году среди американских студентов, изучавших право, девушек было 10 % – десять лет спустя их количество выросло до 30 %.
А возможность контроля над моментом рождения ребенка подготовила почву для решительного расширения женского участия в труде[293]. В итоге появился новый тип рабочего. Поколение, которое вело классовую войну в 1970-е годы, с самого начала имело бóльшие зарплаты, более высокий уровень личной свободы, рассеянные социальные связи и гораздо более широкий доступ к информации. Вопреки мнению теоретиков упадка, ничто из этого не удержало рабочих от борьбы. Но именно из-за этого они в конечном счете и проиграли.
Постиндустриальная модель свободного рынка, которая уничтожила экономическую силу рабочих и их традиционное мировоззрение, рухнула. Появилась новая капиталистическая стратегия. Возникла и новая разновидность бунтарского сознания, которое уже не было негативным, спонтанным или неосведомленным, а основывалось на формальном знании и больше полагалось на каналы массовой коммуникации, находившиеся под контролем элит. Помимо этого, мы должны принимать во внимание мертвый груз как сталинизма, так и социал-демократии, которые на протяжении всего подъема рабочего движения в 1970-е годы фактически пытались сориентировать классовую борьбу на поиск компромисса и свести ее к парламентской политике. Наконец, рабочих сдерживала память о том, что революции 1920–1930-х годов провалились и что фашизм удалось победить только с помощью демократического капитализма.
Все передовые экономики пережили период ожесточенной классовой войны с конца 1960-х до середины 1970-х годов. Мы обратимся к примеру Италии, поскольку он лучше всего задокументирован, больше всего обсуждался, и именно Италия стала одной из первых стран, где были заложены основы понимания того, как нам действовать после поражения.
К 1967 году итальянское экономическое чудо переместило с бедного аграрного Юга в промышленные города Севера семнадцать миллионов рабочих. Вследствие того что государство строило недостаточное количество жилья, многие новые рабочие-мигранты спали по шесть-восемь человек в комнате, в обшарпанных квартирах, а коммунальные службы были перегружены. Зато у фабрик был современный дизайн и технологии мирового уровня, поэтому работа на них казалась заманчивой.
Реальные зарплаты выросли на 15 % в течение 1960-х годов
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Санкт-Петербург - город апостола, город царя, столица империи, колыбель революции... Неколебимо возвысившийся каменный город, но его камни лежат на зыбкой, болотной земле, под которой бездна. Множество теней блуждает по отражённому в вечности Парадизу; без счёта ушедших душ ищут на его камнях свои следы; голоса избранных до сих пор пробиваются и звучат сквозь время. Город, скроенный из фантастических имён и эпох, античных вилл и рассыпающихся трущоб, классической роскоши и постапокалиптических видений.
В настоящем учебном пособии осуществлена реконструкция истории философии от Античности до наших дней. При этом автор попытался связать в единую цепочку многочисленные звенья историко-философского процесса и представить историческое развитие философии как сочетание прерывности и непрерывности, новаций и традиций. В работе показано, что такого рода преемственность имеет место не только в историческом наследовании философских идей и принципов, но и в проблемном поле философствования. Такой сквозной проблемой всего историко-философского процесса был и остается вопрос: что значит быть, точнее, как возможно мыслить то, что есть.
Книга наблюдений, ошибок, повторений и метаний. Мысли человека, начинающего работу в новой сфере, где все неизвестно, зыбко и туманно.