Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [87]

Маркс был неправ в своих суждениях о рабочем классе – это должен открыто признать всякий, кто стремится защищать материалистическое понимание истории. Он ошибался, думая, что автоматизация уничтожит квалификацию, и говоря, что пролетариат не может создать жизнестойкую культуру в рамках капитализма. Рабочие создали ее в Ланкашире еще до того, как Маркс окончил университет.

Маркс, будучи последователем Гегеля, всегда настаивал на том, что предметом изучения социальных наук должно быть «целое»: целое в процессе становления и гибели; целое в его противоречии; официальная его сторона, но еще и подспудная, скрытая сторона. Он строго следовал этому методу, когда речь шла о капитализме, но не тогда, когда настал черед анализа рабочего класса.

Предложенная Энгельсом в 1842 году антропология английского рабочего класса подробна, комплексна и конкретна. Этого нельзя сказать о марксистской теории пролетариата, которая сводит целый класс к философской категории. И вскоре она была полностью опровергнута.

Люди против машин (1848–1898)

К концу XIX века профсоюзы были прочно вплетены в ткань промышленности. По большей части их возглавляли квалифицированные рабочие, склонные, с одной стороны, к умеренности, а с другой – рьяно защищавшие свою самостоятельность на рабочем месте.

Книга Энгельса об английском рабочем классе была опубликована в Великобритании только в 1892 году, став к этому времени музейным экспонатом. Его предисловие к первому британскому изданию, в котором он это признавал, стало как блестящим рассуждением о приспосабливающейся природе капитализма, так и отражением его самообмана относительно источников умеренности среди рабочих.

После того как в 1848 году радикальное республиканство выдохлось, устойчивой формой организации британского рабочего класса стали профсоюзы, образованные квалифицированными рабочими. Где бы ни внедрялась фабричная система, особенно в металлообработке и в инженерном деле, самостоятельные квалифицированные рабочие стали нормой. Радикализм и утопический социализм оказались не у дел.

Первый из них был осмыслен Энгельсом в категориях экономики. После 1848 года, когда появились новые рынки и новые технологии и расширилось денежное предложение, Энгельс признал, что началась «новая индустриальная эра» – Кондратьев назовет ее вторым длинным циклом, – которая продолжалась до 1890-х годов. И Энгельс выявил одну ключевую черту ее технологической парадигмы, а именно сотрудничество труда и капитала.

Система теперь была настолько прибыльной, что британским хозяевам больше не нужно было прибегать к методам Оливера Твиста. Рабочий день был ограничен десятью часами, детский труд сокращен, вызванные бедностью болезни преодолены благодаря городскому планированию. Теперь, писал Энгельс, наниматели могли «избегать ненужных склок, смирившись с существованием и с силой профсоюзов»[262].

Британская рабочая сила увеличилась за счет миллионов неквалифицированных, бедных и временных рабочих. Но Энгельс констатировал «постоянное улучшение» в положении двух отдельных групп: фабричных рабочих и тех, кто состоял в «крупных профсоюзах», под которыми он понимал квалифицированных трудящихся, в массе своей взрослых мужчин.

Энгельс говорил, что рабочие стали умеренными потому, что им «досталась часть преимуществ» британской имперской власти. Не только квалифицированные рабочие, которых он характеризовал как «рабочую аристократию», но и широкие народные массы, которые, как считал Энгельс, также получали выгоду от снижения реальных цен, обеспечивавшегося Британской империей. Тем не менее он полагал, что сравнительное преимущество Великобритании носит временный характер и что привилегии квалифицированных рабочих тоже будут временными.

Вместе с тем в остальной части развитого мира в рабочей среде он мог видеть лишь такой уровень бунтарства и отчуждения, который был характерен для периода до 1848 года. Поэтому в конце 1880-х годов Энгельс предпринял вторую попытку осмыслить тот факт, что коммунизм рабочего класса так и не появился: Великобритания подкупила своих рабочих, используя свою имперскую власть, но, когда весь остальной мир догонит Великобританию, умеренность исчезнет.

Такое прочтение ситуации было практически полностью неверным. Во второй половине XIX века квалифицированный труд, пассивность и политическая умеренность распространились среди рабочих всего развитого мира. Мы можем опираться на бесчисленное количество страноведческих исследований, самые подробные – написаны в Канаде.

Рассказ Грегори Кили о бондарях из Торонто показывает, как профсоюз установил цену труда в каждой мастерской. Переговоров о зарплате не было. Бондари встречались, представляли прейскурант цен, а хозяева должны были либо принять его, либо начать массовые увольнения. Хотя рабочая неделя длилась шесть дней, бондари, как и все другие квалифицированные рабочие, регулярно брали «синий понедельник», т. е. неофициальный выходной после попойки в воскресенье вечером.

На своей работе они пользовались полной автономией. Они владели своими инструментами – стачка заключалась в том, что они «забирали свои инструменты из мастерской». Они строго контролировали доступ к обучению ремеслу. Они сокращали выпуск продукции в период экономического спада, чтобы удержать зарплаты. Они добивались всего этого благодаря тайным собраниям, масонским рукопожатиям, клятвам, ритуалам и полной солидарности.