Посткапитализм. Путеводитель по нашему будущему - [83]

Раннему капитализму, заставлявшему людей работать на фабриках, пришлось превратить значительные пласты нерыночной жизни в серьезные преступления. Если вы теряли работу, вас арестовывали как бродягу. Если вы охотились на дичь, как всегда делали ваши предки, дело могло закончиться виселицей. В сегодняшних условиях эквивалентом таких действий стало бы не только продвижение коммерциализации в самые глубокие поры повседневной жизни, но и криминализация сопротивления ей. Вы должны были бы обращаться с бесплатно целующимися людьми, как обращались с браконьерами в XIX веке. Это невозможно.

Поэтому реальная угроза, которая исходит от роботизации, заключается не просто в массовой безработице, а в исчерпании 250-летней тенденции капитализма к созданию новых рынков там, где старые истощались.

Есть еще одно препятствие – право собственности. Для присвоения внешних эффектов в насыщенной информацией экономике капитал должен расширять права владения на новые сферы. Капитал должен владеть нашими селфи, плейлистами, не только нашими опубликованными научными работами, но и исследованиями, которые мы провели, чтобы их написать. И тем не менее сами технологии дают нам возможности сопротивляться этому и делают это невозможным в долгосрочном плане.

Поэтому на самом деле мы имеем дело с информационным капитализмом, который борется за свое существование.

Мы должны были бы пережить третий промышленный переворот, но он застопорился. Те, кто винят в его провале слабую политику, непродуманную стратегию инвестирования и самонадеянность финансов, путают болезнь с ее симптомами. Те, кто по-прежнему пытаются наложить кооперативные правовые нормы на рыночную структуру, упускают из виду главное.

Экономика, основанная на информации с ее тенденцией к созданию продуктов с нулевыми издержками и со слабыми правами собственности, не может быть капиталистической.

Полезность трудовой теории состоит в том, что она это отражает и позволяет нам использовать одни и те же параметры для измерения рыночного и нерыночного производства, чего экономисты ОЭСР сделать не могут. Важнее всего то, что она дает нам возможность спроектировать процесс перехода так, что мы будем знать, чего мы пытаемся достичь: мира бесплатных машин, нулевых цен на базовые товары и минимума необходимого рабочего времени.

Возникает следующий вопрос: кто всего это добьется?

Глава 7. Прекрасные смутьяны

В 1980 году французский интеллектуал Андре Горц заявил, что рабочий класс умер. С социальной точки зрения он был постоянно разделен и культурно обездолен, а его роль двигателя общественного прогресса была исчерпана.

Эта мысль была высказана поразительно не вовремя. С тех пор рабочая сила в мире удвоилась. В результате перевода производств в другие страны, глобализации и вступления бывших коммунистических стран в мировой рынок число наемных работников превысило 3 миллиарда[250]. Вместе с тем изменилось само понимание того, кто есть рабочий. На протяжении более ста пятидесяти лет слово «пролетариат» означало по большей части белых трудящихся мужчин, занимающихся ручным трудом и сосредоточенных в развитом мире. За последние тридцать лет рабочая сила стала состоять из представителей многих рас, в большинстве своем женщин, сосредоточенных на глобальном Юге.

И все же в одном отношении Горц был прав. За те же тридцать лет сократилось число членов профсоюзов, ослабли переговорные позиции труда в развитом мире, упала доля зарплат в ВВП. В этом заключается первопричина проблемы, на которую сетует Томас Пикетти: невозможность рабочих отстаивать свою долю в общем производстве и рост неравенства[251].

Помимо материальной слабости, рабочее движение пережило идеологический крах, который на фабриках Найроби и Шэньчжэня ощущается так же остро, как и в городах промышленного пояса Европы и Америки. Политический разгром левых после 1989 года был настолько полным, что, как писал философ Фредрик Джеймисон, стало проще представить себе конец света, чем конец капитализма[252]. Если выразить это еще резче, стало невозможным представить, как такой рабочий класс – дезорганизованный и порабощенный консюмеризмом и индивидуализмом – может ниспровергнуть капитализм. Старая последовательность – массовые забастовки, баррикады, советы и власть рабочего класса – выглядит утопической в мире, где ключевая составляющая, а именно солидарность на рабочем месте, ушла в самоволку.

Оптимисты из числа левых возражали, что эти поражения были лишь циклическим явлением, что казалось правдоподобным: в истории рабочего движения прослеживаются четкие модели образования и разложения, которые хорошо сочетаются с кондратьевскими длинными циклами.

Но они ошибались. Это стратегическое изменение. Те, кто по-прежнему верит, что пролетариат – это единственная сила, которая может вывести общество за пределы капитализма, не принимают во внимание две ключевые черты современного мира: к посткапитализму ведет иной путь, а движущей силой изменений теперь потенциально может быть любой человек на земле.

Процесс формирования новой рабочей силы на фабриках в Бангладеш и в Китае столь же жесток, как и тот, через который английские рабочие прошли двести лет назад. Как можно забыть трудовой договор на китайских заводах компании Foxconn, работающей на Apple, который заставлял рабочих подписываться под обещанием не совершать самоубийство под влиянием стресса, испытываемого на рабочем месте?