Постигая Вечность - [2]
Как-то я зашла в монастырь, ставила свечки, бормоча импровизированную молитву собственного сочинения. Монашка, услышав, как я к Нему обращаюсь, нахмурилась и, вздернув указательный палец, сурово произнесла:
– Он – обидится.
– Он – не обидится, – точь-в-точь повторив ее жест и интонацию, ответила я.
Может Он вовсе и не он, а она, или оно, или андрогин? Но в нашем патрицентрическом мире все великое и значимое – мужского рода. И я без феминистского раздражения принимаю это: «Он – так он». А поскольку Сам Лично Он никому не представлялся, называю его по своему разумению, и оно таково, что только Великий Затейник мог придумать и воплотить такой Грандиозный Ребус. Знаю, что Он мне симпатизирует, хотя я часто спорю с Ним, а порой допускаю дерзость не соглашаться, но стараюсь не досаждать частыми просьбами, а на благодарности не скуплюсь.
Я поменяла маршрут – направилась обратно в город, в типографию. Эскизы баннеров, визиток, рекламных брошюрок давно были готовы. Осталось лишь впечатать текст в оставленные пустоты. «Ну что же, Летик, поздравляю! Ты успешно завершила предыдущую главу своей жизни и готова к открытию новой, под названием «Виолетта – хозяйка свадебного салона». В добрый путь!» Все-таки это претенциозное имя очень подходит для заглавий. А когда-то оно было источником страданий для меня. И все из-за этого гения Верди… Однажды в юности моя сентиментальная мамочка случайно услышала арию Виолетты в божественном исполнении Марии Каллас и была так потрясена, что равнодушная прежде к классической музыке, стала заядлой меломанкой. Впервые отправилась в оперный театр (который регулярно посещает поныне) и, прослушав «Травиату», навсегла пленилась образом главной героини. Как-то на очередном спектакле, заливаясь горючими слезами над перипетиями судьбы несчастной куртизанки, она решила, что обязательно родит девочку и назовет ее Виолетта. Если бы тогда были известны столь популярные ныне теории о влиянии имени на судьбу, она бы так не рисковала. Но мой случай опроверг спорный тезис: «Как корабль назовешь, так он и поплывет». Корабль был назван «Виолетта», но поплыл иным курсом. Я росла крепкой, здоровой физически и психически, независимой и дерзкой. И сохранила эти качества, дожив до… до… дожив до сих пор. Никто, кроме мужа, не называет меня полным именем: мамочка – Велой, остальные – Летой. В детстве я воспринимала свое имя как звук, на который откликалась. Но в школе… Среди привычных на слуху имен оно звучало как пук в тишине, причиняя мне почти физическую боль. Я стеснялась, ненавидела его и мечтала поскорее вырасти, чтобы поменять. Но к тому времени, когда могла это сделать, привыкла к нему и уже сформировала свою парадигму, одним из пунктов которой был: «Не имя красит человека, а человек – имя». А окончательно помирил нас с именем мой любимый Шекспир. «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет…» – как всегда гениально заметил он. Вскоре я обнаружила даже преимущества в его неизбитости – упоминали Виолетту, и было ясно без уточнений, о ком идет речь. И наконец, только главная героиня, никак не второстепенный персонаж, может носить такое имя. Итак, точка поставлена. Осталось поставить мой любимый знак – восклицательный! И им станет презентация салона – самое предпочитаемое мной сочетание приятного с полезным. От идеи устроить фуршет в помещении, среди белоснежных платьев, сразу отказалась. Альтернативный вариант – на газоне перед входом – рискованно. Весна в этом году очень капризная – то плачет, то смеется. «Но, Виолетта, имея Такого Покровителя, сомневаться?» И Он вновь явил свою благосклонность. В день презентации я проснулась, как обычно, рано и, не успев открыть глаза, уже знала – день предстоит чудесный. Разлепив одно веко, сделала контрольный взгляд в окно – так и есть! Ясное небо, подсвеченное лучами восходящего солнца, тысячами лазоревых лоскутков проглядывало сквозь ажур листвы густой кроны дерева за окном. Новорожденное утро… мое любимое время суток. Эти минуты, когда тишина еще не тронута звуками пробуждающегося города и утренней возней домашних, сакральны для меня. Я вслушиваюсь в эту тишину, и чем тоньше прислушиваюсь, тем глубже погружаюсь. Она, как черная дыра, затягивает, затягивает меня, и, провалившись в ее воронку, я попадаю в пространство, заполненное тайнами мироздания, жизни и смерти, и начинаю путешествие по его просторам. Задаю вопросы – придумываю ответы, один фантастичнее другого, влекущие новые вопросы. Блуждание в этих загадочных лабиринтах доставляет мне неизъяснимое удовольствие, к тому же имеет практическую пользу – как камертон, настраивая меня на объективное восприятие и адекватную оценку существующей действительности. С такой глубины все происходящие в ней события, и радостные, и печальные, утрачивают мнимую значимость, представая в истинной относительности. Но в это утро мысли о предстоящем мероприятии создавали в голове турбулентность, мешая сосредоточиться – «погружение» пришлось отложить. С утра, как все жаворонки, я очень активна. До обеда обзвонила тех, кого не успела, сходила в парикмахерскую, забрала платье из ателье. Как всегда, дома смыла залакированное нагромождение на голове, ушила платье на полразмера. Управившись со всеми приготовлениями, подошла к зеркалу и залюбовалась: «Хороша! Природа постаралась на славу!» Фиалковые глаза кажутся еще фиалковее в обрамлении пушистых ресниц. Перламутровая кожа сияет на фоне блестящих цвета воронова крыла волос, просто и изысканно уложенных мною (напрасно потратила время и деньги в парикмахерской). Маленькое черное платье, зауженное в талии (надо менять портниху), подчеркивает идеальный силуэт «песочные часы». «И все это сделали вот эти золотые ручки», – похвалила я себя вслух, поочередно целуя правую, затем левую руку, а подняв глаза, увидела в зеркале отражение – «семейный портрет в интерьере». За мной, подпирая дверной проем с двух сторон, как атлант и кариатида, стояли муж и дочь. Муж, сложив руки на груди, скептически поджав губы. Дочь, глядя с наигранным сочувствием, как на душевнобольную, крутила пальцем у виска. Застигнутая врасплох, ничуть не смутившись, она без паузы поменяла жест, будто поправляя выпавшую прядь. Я развернулась, выпрыснула в воздух духи и сквозь пахучее облако направилась к ним.
Своими предшественниками Евгений Никитин считает Довлатова, Чапека, Аверченко. По его словам, он не претендует на великую прозу, а хочет радовать людей. «Русский Гулливер» обозначил его текст как «антироман», поскольку, на наш взгляд, общность интонации, героев, последовательная смена экспозиций, ироничских и трагических сцен, превращает книгу из сборника рассказов в нечто большее. Книга читается легко, но заставляет читателя улыбнуться и задуматься, что по нынешним временам уже немало. Книга оформлена рисунками московского поэта и художника Александра Рытова. В книге присутствует нецензурная брань!
Знаете ли вы, как звучат мелодии бакинского двора? А где находится край света? Верите ли в Деда Мороза? Не пытались ли войти дважды в одну реку? Ну, признайтесь же: писали письма кумирам? Если это и многое другое вам интересно, книга современной писательницы Ольги Меклер не оставит вас равнодушными. Автор более двадцати лет живет в Израиле, но попрежнему считает, что выразительнее, чем русский язык, человечество ничего так и не создало, поэтому пишет исключительно на нем. Галерея образов и ситуаций, с которыми читателю предстоит познакомиться, создана на основе реальных жизненных историй, поэтому вы будете искренне смеяться и грустить вместе с героями, наверняка узнаете в ком-то из них своих знакомых, а отложив книгу, задумаетесь о жизненных ценностях, душевных качествах, об ответственности за свои поступки.
Александр Телищев-Ферье – молодой французский археолог – посвящает свою жизнь поиску древнего шумерского города Меде, разрушенного наводнением примерно в IV тысячелетии до н. э. Одновременно с раскопками герой пишет книгу по мотивам расшифрованной им рукописи. Два действия разворачиваются параллельно: в Багдаде 2002–2003 гг., незадолго до вторжения войск НАТО, и во времена Шумерской цивилизации. Два мира существуют как будто в зеркальном отражении, в каждом – своя история, в которой переплетаются любовь, дружба, преданность и жажда наживы, ложь, отчаяние.
Книгу, которую вы держите в руках, вполне можно отнести ко многим жанрам. Это и мемуары, причем достаточно редкая их разновидность – с окраины советской страны 70-х годов XX столетия, из столицы Таджикской ССР. С другой стороны, это пронзительные и изящные рассказы о животных – обитателях душанбинского зоопарка, их нравах и судьбах. С третьей – раздумья русского интеллигента, полные трепетного отношения к окружающему нас миру. И наконец – это просто очень интересное и увлекательное чтение, от которого не смогут оторваться ни взрослые, ни дети.
Книга состоит из сюжетов, вырванных из жизни. Социальное напряжение всегда является детонатором для всякого рода авантюр, драм и похождений людей, нечистых на руку, готовых во имя обогащения переступить закон, пренебречь собственным достоинством и даже из корыстных побуждений продать родину. Все это есть в предлагаемой книге, которая не только анализирует социальное и духовное положение современной России, но и в ряде случаев четко обозначает выходы из тех коллизий, которые освещены талантливым пером известного московского писателя.
Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.