Post Scriptum - [13]

Аверьян окинул ее презрительным взглядом, отошел чуть в сторону и перекрестился.

– Пойдём мы барыня, – сказал он, подталкивая вперед сына.

– Ступайте. Вот-вот доктор появиться. Здесь лишних не нужно, – ответила Смыковская.

Старик поклонился ещё раз, сам не зная кому, словно всем разом, и ухватив Маркела за руку, ушёл. Фёдор молча закрыл за ним дверь и вернулся в гостиную.

– Как бы не преставился в самом деле супруг мой, как жить тогда стану, с тремя то детьми, – вздохнула Анфиса Афанасьевна, обращаясь к Еспетовой, но та молчала.

– Поля? Ты слышишь? – громко позвала Смыковская.

Полина Евсеевна обернулась к ней.

– Я спрашиваю, голубушка, как ты полагаешь, умрёт он или всё же нет?

Полина Евсеевна ответила не сразу, она как-будто задумалась о чем-то слишком глубоко и не смогла тут же оставить свои мысли.

– Нет, он не умрет, – твердо произнесла она, – разве он способен поступить с нами так страшно. Я совсем забыла….Я сейчас! Я скоро! – добавила она, неожиданно рванувшись к двери и выбежав на улицу.

– Куда же она? Неужто разума лишилась в довершении ко всему? И отчего до сей поры нет здесь врача? Право, силы кончились его ожидать, – рассердилась Смыковская.

Когда Полина Евсеевна оказалась за дверью, на крыльце, старик Аверьян с сыном, были уже далеко от дома Смыковских, еще немного, и они окончательно скрылись бы в ночной тьме. Испугавшись этого, Еспетова крикнула:

– Маркел! – очень громко, как только могла.

Маркел оглянулся, вслед за ним повернулся и старик.

– Подождите, прошу вас! Не уходите! – кричала Полина Евсеевна, и увидев, что они остановились, она сама бросилась к ним.

– Я так боялась, что вы уйдете, – говорила она, задыхаясь, то сторожу, то его сыну, – уйдете совсем, и я уж более не увижу вас.

Маркел удивленно переглянулся с отцом.

– А зачем мы вам, барыня, понадобились? – настороженно спросил Аверьян, – мы уж свое отслужили, и рассказали то, о чем самим известно. Так, чего ж ещё?

– Я отблагодарить вас хотела. Только это, и более ничего.

Отец и сын вновь посмотрели друг на друга.

– Наличными средствами я не располагаю, – продолжала Еспетова, – всеми расходами занимаются Антон Андреевич с супругой, оттого и деньги у них, мне они без надобности. Однако кое-что из ценного, я все же имею. То, что сделали вы сегодня, что жизнь Антону Андреевичу сберегли, я забыть до конца своих дней не смогу, и оттого, благодарность свою выражаю вот этим…

Полина Евсеевна сняла два кольца, с одной и с другой руки, и протянула их старику.

– Это резное, тебе Аверьян, а это, потоньше, но с камнем, твое Маркел, ну берите же, отныне вы им полные хозяева.

Аверьян, без промедления, не дожидаясь уговоров, ухватил цепко оба кольца и спрятал их в свой карман.

– Благодарствую, – сказал он и принялся кланяться, подтолкнув сына, Маркел поклонился вслед за ним и еще ниже.

Полина Евсеевна улыбалась радостно, довольная своим поступком.

– Да, но я ведь про Никифора позабыла, – произнесла вдруг она, – Так пожалуй, не правильно будет, он тоже вместе с Маркелом, нашел Антона Андреевича, вот только, что же мне подарить ему?

Еспетова взглянула на свои руки.

– Из колец осталось только обручальное, – огорченно сказала она. – Впрочем, у меня же есть еще крестик нательный, золотой.

Приподняв волнистые темные волосы, уложенные в пышную прическу, Полина Евсеевна решительно сняла с шеи крестик на цепочке, и протянула его старику.

– Вот, возьми, Аверьян, только непременно отдай его Никифору, такая моя воля, исполни ее.

Аверьян спрятал крестик так же скоро, как и кольца.

– Зря вы так барыня, – то ли с жалостью, то ли с укоризной, сказал Маркел, – не к добру это, крест с себя снимать. Теперь должно быть несчастье узнаете.

– Я Маркел, сегодня веру свою потеряла, да и несчастье давно уж за плечами моими стоит, как приметило меня, так и не отступает, и кажется, я даже привыкла к нему.

В последний раз, с тоской посмотрев на Аверьяна и сына его, Полина Евсеевна, затем повернулась, и медленно пошла к дому.

– А барыня то кажется, даже слишком о чужом муже тревожиться, – хитро улыбаясь, прошептал старик, когда Еспетова была уже довольно далеко, – Гляди-ка, последнее с себя отдала.

– Чудная… – задумчиво произнес Маркел, разглядывая исчезающие в темноте, тонкие очертания Еспетовой.

III.

Войдя в дом, Еспетова, первым делом увидела господина Клюквина, осматривающего Антона Андреевича. Рядом, заламывая руки, из стороны в сторону расхаживала Анфиса Афанасьевна. Тут же была и Катя, не останавливаясь ни на минуту, она проворно подавала доктору, то горячую воду в кувшине, то фарфоровый таз, то чистые полотенца.

Доктор производил осмотр молча, лицо его, напряженное и хмурое, выражало кажется, одну только безнадежность.

Случайно переведя взгляд, Полина Евсеевна заметила в углу, скромно сидящего на шелковой подушке кресла, священника, отца Якова.

Священнослужитель был невероятно грузен, именно от грузности своей, дышал тяжело и даже порою со свистом, носил черную редкую бороду, лежащую клинышком на животе, и при всех обстоятельствах, не выпускал из рук, изрядно потертую Библию. Тускло-серые глаза его, почти всегда были устремлены вверх, то ли от неустанной молитвы, то ли от продолжительных ежедневных размышлений. И хотя многие в округе считали его невероятно добрым и ранимым человеком, что и в самом деле было так, состояние Полины Евсеевны теперь было так тяжело, что она возненавидела его, отчего то, даже более всех остальных.