Посредники - [96]

Он не думал об этом в таком ключе, но это было правдой.

Короткий низкий смешок Морганы прорезал мрак.

— Подозрительно. О да. Точно.

Никс не знал, что ответить. Он все еще сомневался, можно ли верить всему тому, что тут наговорил им Мотылек. Сощурившись, он пытался рассмотреть фигуру Морганы в непроглядной темноте.

— Я поговорю с братом. — Ее голос звучал немного хрипло, но сарказм пропал. — Позвони мне завтра пораньше. Куда бы ты ни собрался, я с тобой.

Отчего-то Никс засомневался в этом, но кивнул в знак согласия.

— Значит, до завтра, — тихо ответил он, но Моргана уже исчезла.

ГЛАВА 20

Прошло уже четыре года с тех пор, как Мотылек в последний раз звонил в дверь двухэтажного дома, приткнувшегося к боковой улочке на юго-востоке Портленда, но хорошо помнил дорогу и теперь даже в темноте без труда отыскал красную парадную дверь без таблички под звонком. Он припарковал свой потрепанный «кавасаки», купленный у старика-байкера в Олимпии, у стены бетонного, выстроенного в шестидесятых дома и на мгновение застыл перед красной дверью, задумавшись, стоит ли ему на самом деле в нее звонить. Связываться с теми немногими, кто принял решение остаться в человеческом мире и погибнуть, было запрещено. Ослабевшие не принадлежали к резателям, но их смерть приносила в этот мир новую боль.

Кроме того, было уже очень поздно. Бросив Никса и Моргану в парке, Мотылек еще какое-то время колесил по городу, пытаясь понять, что ему теперь делать. Он не гордился тем, что ему пришлось сделать с Морганой, но выбора у него не было. А узнав в приближающемся к ним человеке Джейкоба Клоуза, он незаметно ретировался и сломя голову бросился вниз по холму. Он не мог рисковать тем, что место встречи станет известно Блику, да и Клоузу не следовало знать о том, что Моргана и Никс связаны с бывшим заключенным. События в жизни подменышей должны развиваться нормально, что бы ни случилось. Он уже облажался с Ундиной, но не собирался упускать свой шанс с Морганой и Никсом.

Не отдавая себе в том отчета, он все время знал, что придет именно сюда. На прежнем месте у двери остался кактус карнегия, стоявший словно страж, и табличка, написанная аккуратным почерком с наклоном, по-прежнему напоминала посетителям: «Пожалуйста, снимайте обувь». Хотя она успела порядком выцвести за годы, прошедшие с тех пор, как он последний раз виделся с Рафаэлем Инманом.

Мотылек знал, что после провала с Бликом и фиаско в Юджине их старый проводник покинул Портленд. Всерьез занявшись переобучением, Мотылек выяснил у Вив, что Рафаэль решил остаться в человеческом мире, пусть даже с клеймом ослабевшего. Сперва он уехал в Нью-Йорк и посвятил себя творчеству, потом, год назад, вернулся и начал преподавать в Риде. Он жил жизнью обычного человека — одинокого, замкнутого, испытывая непрерывный ужас — в этом Мотылек не сомневался — перед своей неминуемой гибелью, чувствуя вину за кражу чужого тела и понемногу старея.

Мотылек позвонил в дверь и стал ждать. Его правая нога подрагивала — с раннего детства это было у него признаком нервозности и беспокойства. Ему послышался голос Вив: «Остановись, Мотылек! Возьми себя в руки. Преодолей слабость прежде, чем она одолеет тебя». Или вариации на тему: «Хватит ерзать. Это тратит энергию эльфов». Или его любимое: «Это называется бруксизм. У всего есть название. Если ты скрипишь зубами, заведи ночную каппу».

— Да? — Мужской голос, раздавшийся из трещащего переговорного устройства, застал Мотылька врасплох.

— Рафаэль?

— Это Рафаэль. С кем имею честь?

— Рафаэль, это Джеймс… Мозервелл.

Наступила пауза, потом послышалось жужжание домофона. Мотылек вслушивался в его жужжание, будто мог по этому звуку определить чувства хозяина, но ничего не вышло. Рафаэль всегда был непроницаемым и едва ли изменился.

Мотылек открыл внешнюю дверь и скачком одолел несколько ступенек, ведущих ко второй двери, внутренней. Рафаэль стоял на лестничной площадке перед входом в квартиру, одетый в серую футболку с длинным рукавом, засунув руки в карманы выцветших джинсов и склонив голову набок. Его лицо хранило невозмутимое выражение, без улыбки, но и без злости. Те же были большие глаза, гладкая кожа, благородство черт. Но Мотылек заметил и перемену — Рафаэль постарел, и это не удивило гостя. Старели все, кто решил остаться, и старели быстро. Даже он сам начал замечать у себя первые признаки старения. В черных волосах Рафаэля появились легкие серебряные пряди; его яркое подвижное лицо стало более грустным, более задумчивым. Из-за прозрачных очков в пластиковой оправе его глаза орехового оттенка и морщинки на коже казались крупнее. Рафаэлю было не больше тридцати, но он выглядел лет на сорок пять, как отметил Мотылек.

— Ты же знаешь, тебе нельзя здесь появляться, — наконец сказал он, и Мотыльку показалось, что в дыхании хозяина он улавливает легчайший запах освежающих леденцов.

— Я все еще работаю над теорией. — Мотылек кивнул. — Мое образование было не вполне традиционным.

Рафаэль улыбнулся, и Мотылек вспомнил, что когда-то ему нравился его старый проводник.

— Вы по-прежнему встречаетесь с Вив?

— Она заглядывает иногда. — Рафаэль отвел глаза. — В конце концов, я ослабевший. Она должна следить за тем, как я обитаю. Но ты и так это знаешь.