Посредник - [69]

После второй чашки кофе Сала попросил принести ему еще рюмочку «мартеля», а Фонтильяс, следуя неписаным правилам при ведении такого рода дел между такими видными бизнесменами, как он и его приглашенный, приступил, наконец, к делу, заговорив о наиболее выгодных продуктах, предлагаемых его фирмой. Посредник, то и дело прихлебывая из рюмки, слушал его с высокомерно-доброжелательным видом. Казалось, он вот-вот задремлет, на губах его блуждала счастливо-отрешенная улыбка. А Фонтильяс теперь чуть ли не пел, нахваливая достоинства продукции, которую он предлагал.

И вдруг Сала подскочил в кресле. Глаза его насторожились, губы сразу стали жесткими. Он смотрел поверх головы своего собеседника на кого-то, кто приближался к ним по залу.

— В чем дело?

— Это очень важно, — сказал, подойдя, доктор Тена и протянул посреднику экземпляр газеты «Эль Обсервадор». — Поэтому я решил выяснить, где вы, первым сообщить об этом.

— А ну-ка! — Сала с неохотой взял газету, решив про себя, что речь идет о чем-то, что вполне можно было бы отложить на потом, и в уме понося последними словами врача, прервавшего такой важный разговор.

— Что-нибудь серьезное? — спросил Фонтильяс из чистой вежливости. Ему в этот момент вообще хотелось бы исчезнуть из зала.— Не может быть! — скорее даже не вскрикнул, а взвыл Сала. Он тут же стал весь багровый и, казалось, оцепенел. Руки у него дрожали. На первой полосе крупными буквами был набран заголовок: «Хуан Сала — второе звено в цепи». И под ним, шифром помельче: «Афера со светящимся маслом». Текст статьи был украшен крупной фотографией коммерсанта. Статья была подписана Алексом Комасом.

Сала с ужасом смотрел на газету. Фонтильяс быстро пробежал глазами верхние строчки: «На данный момент удалось выяснить лишь имена тех, чьими руками непосредственно осуществлялась афера. Однако мы вправе с полным основанием утверждать, что за их спинами стоят и другие лица. Речь идет о настоящем заговоре, имеющем обширные разветвления. Крупнейшим представителем этого заговора в нашей стране является торговый посредник Сала, именно он — главный исполнитель воли центра...»

Два часа спустя Монтсе со своей дочерью Хуаной входили в старинные тяжелые двери нотариальной конторы на Пасео-де-Грасиа; наверху, у нотариуса, их дожидались Тена с Салинасом. Они уже несколько минут как находились здесь, в крошечном зале, стены которого были увешаны обрамленными в рамки документами, писанными старинной вязью, а пол покрыт темно-коричневым ковром.

— Слава богу, — сказал Тена, — что нам удалось организовать все это вовремя, да так, что мой тесть об этом не узнал, иначе он разрушил бы наши планы. Он из тех, кто предпочитает пойти ко дну вместе с чадами и домочадцами, но не уступить ни пяди. Правда, в последнее время он слишком был занят своими делишками, так что ему было не до того, что происходит вокруг, — в эти дни он ни разу даже не видел Монтсе... то есть, я хотел сказать, мою тещу, — не то что с ней поговорить.

— Нам пришлось крепко потрудиться, — ответил Салинас, — время не ждало, а богатство Монтсе Фликс велико — пришлось оформить целую кучу документов.

— Да, события теперь словно понеслись вскачь. С моим тестем покончено: прочтя статью в «Эль Обсерадор», он лишился дара речи в буквальном смысле, и боюсь, что рассудок его в опасности. — Тена продолжал свой монолог, обращаясь к Салинасу, молча слушавшему врача. — Хорошо, что мы успели вовремя оформить раздельное владение имуществом, иначе моя теща потеряла бы все, чем владеет...

Появление в зале матери с дочерью прервало этот поток рассуждений. Салинас усадил их на диван, попросив подождать, а сам вошел в кабинет нотариуса сообщить ему, что все в сборе. Несколько минут спустя в дверях появился долговязый лысый нотариус. Он учтиво поздоровался со всеми и попросил клиентов пройти в зал заседаний, в центре которого стоял огромный палисандровый стол. Усадив всех по местам, нотариус сел на председательское место и придвинул к себе стопку документов, отпечатанных на гербовой бумаге.

Затем он медленно и внятно стал зачитывать вслух сакраментальные фразы, после которых приглашенные должны были подписать бумаги. Так огромное состояние, накопленное несколькими поколениями, должно было вновь переменить хозяина.

Чтение документов нотариусом продолжалось довольно долго. Весь этот ритуал напоминал грегорианскую мессу — не только из-за того, что юрист монотонно бубнил положенные в таких случаях слова, сколько из-за того, как торжественно они звучали, а также из-за помпезности всей обстановки. Наконец, государственный нотариус, одновременно глядя на всех сразу и ни на кого в отдельности, предложил заинтересованным лицам подойти подписать бумаги, согласно которым Монтсе уступала свое богатство Тене, отныне становившемуся его хозяином. Это было явное нарушение старинных написанных правил в Каталонии, которые предписывают передавать наследство из рук в руки только после кончины владельца, причем обязательно прямому его наследнику, связанному с ним кровными узами. Тена уже стал доставать из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку, чтобы подписать документы, когда Монтсе Фликс, с рассеянным видом слушавшая церемонию, словно встрепенулась и внезапно сказала: