Посреди времен, или Карта моей памяти - [126]

И тут я вынужден с огорчением констатировать, что в целом интересная повесть никак, прямо скажем, в общий литературно-художественный контекст нашего журнала не вписывается. И так, и этак я ее в этот контекст «пристраивал», и тем «боком» и другим… Нет. Не получается. Не вписывается она, и – все тут.

А дело в том, что на страницах «Знамени» по давней, устоявшейся традиции печатались и по сей день печатаются произведения, в которых превалирует актуальная современная проблематика, в которых литературный герой оказывается не неким литературным героем вообще, но – именно современным героем, нашим современником с его каждодневными хлопотами, заботами, с его «житием сегодня», обязательно подразумевающим хотя бы его «завтра-житие». Герой прозы журнала «Знамя» – это деятельный ищущий человек сегодняшнего дня в его завтрашней перспективе. Таким он был пять, десять лет назад, таков он сегодня, таким он, я уверен, будет и через год…

А герой повести В. Кантора всеми помыслами своими, всей душой даже, если хотите, развернут в прошлое. Я это вовсе не в укор ему говорю. Я – о другом; о том, что он – из иного смыслового ряда нежели иные герои иных повестей, романов, печатавшихся в нашем журнале. Он живет, «назад оглянувшись», а не «вперед поглядывая», он смакует свое прошлое, любуется им, поэтому-то, если перефразировать его собственные слова, так и остается он там, в своем прошлом, «сидеть на табуретке, испуганно уставившись в пол, ожидая, пронесет – не пронесет» (стр. 46).

И когда герой с этой табуретки (я продолжаю развивать метафору…) – с табуретки детства своего – «попытался гордо приподняться… – голова снова сильно закружилась, и “наш герой ” откинулся назад, чувствуя ужасную дурноту» (стр. 115).

Да и как ее не почувствовать, если любые попытки вырваться из круга бесконечных воспоминаний – «гордо приподняться» все равно ни к чему путному не приведут, ведь нет у героя не только сил, но и желания за узкий круг «домашних» детских воспоминаний выйти. Еще и еще раз говорю, все это – вовсе не в укор герою мною ставится, все это – лишь к тому, что такая «повесть о прошлом», «повесть-воспоминание» вряд ли найдет своего издателя не только в «Знамени», но и в любом – я уверен! – другом периодическом современном издании.

Тут я выпускаю несколько абзацев, в которых мне рецензент советует издать повесть в однотомнике прозы, но ни в коем случае не в журнале, поэтому…

от публикации повести В. Кантора следует воздержаться. Не чувствуется ведь на ее страницах дыхания современности, которым отмечены фактически все без исключения художественные произведения, в нашем журнале до сей поры опубликованные. А чувствуется иное дыхание: дыхание ностальгического толка, имя которому – тоска по давно ушедшему и – сквозь романтическую дымку – надрывно-романсовое прощание с ним.

(А.Прийма)

17 июня 1979 года

P. S. Что касается до коротких рассказов В. Кантора, то такой жанр как короткие рассказы страницам журнала «Знамя» в принципе не свойственен. Короткие рассказы – прерогатива «Смены», «Работницы», «Юности»…

А.П.

Уже после перестройки я отнес во вроде бы изменившийся этот же журнал свой лучший рассказ «Случайные заботы и смерть». Редактор прочла и сказала странную фразу: «Если бы вы были классиком, то мы рассказ напечатали бы немедленно, потому что тема, вами поднятая, как раз для классика, но поскольку мы о вас ничего не слышали, то печатать не будем». Прохиндейская логика журнала была понятна. А впоследствии по поводу «Крокодила», который принес мне стипендию Генриха Бёлля, мне было сказано, что фантасмагорий «Знамя» не печатает. Когда же я заикнулся, что только что напечатали они «Собачье сердце», на меня взглянули, как на зарвавшегося идиота. «Ну вы сравнили!» – воскликнул редактор. Я ответил, что сравниваю жанр, хотя, видно, стоит сравнить и состояние авторов. Один умер, а другой, к несчастью, еще жив.

* * *

Что ж, я не был совсем уж лохом, не от мира сего, хотя ни в каких литературных компаниях не состоял, не умел, всегда был сам по себе. Поэтому помогали мне не клики, не шайки, а отдельные добрые люди. И я последовал совету Н. С. Евдокимова и отнес в начале 1979 г. две повести («Два дома» и «Я другой»), связанные главным героем, в издательство «Советский писатель» Ф. А. Колунцеву, другу Евдокимова. Человеку талантливому и свободному, армянину (Бархударян!), взявшему русский псевдоним, курившему трубку и кашлявшему, писавшему свою сагу. Тогда все писали саги. Хотелось ухватить время нашего безвременья. Он прочитал, пригласил к себе и сказал, что ему понравилось, даже воодушевило его. Что он пошлет ее на рецензии приличным людям, а потом даст лучшую редакторшу – М. В. Иванову, которая и Трифонова, и Солженицына редактировала, а потому не будет вычеркивать всё подряд, не испугается. Один рецензент мне был понятен, второй прояснился, когда я получил отзывы. Через год я их получил, с предвариловкой Колунцева:

Издательство «Советский писатель»

17 июля 1980 г.

Уважаемый Владимир Карлович!

Вместе с этим письмом и рукописью мы высылаем копии отзывов члена Правления издательства В. С. Сурганова и писателя Н. Евдокимова. В этих отзывах содержатся весьма полезные, на наш взгляд, советы по доработке рукописи.