Посольство - [14]

– Любители, – проворчал Рэнд, – вся эта чертова служба забита сумасшедшими любителями. Когда Белый дом наконец поймет, что он не может… – Тут он остановился.

– Давай, давай, Ларри, очень интересно послушать.

Прошло так много времени, прежде чем Рэнд продолжил, что Паркинс уже начал беспокоиться, а не сломалась ли его декодирующая аппаратура.

– Я могу дать тебе восемь мужчин и пять женщин, – сказал он наконец. – Но если только ты…

– Пришли их всех сюда сегодня к двенадцати дня, – резко оборвал Нед. – Мы планируем на это время наш первый брифинг. Да, и как обычно, огромное спасибо Компании, Ларри, за полезное сотрудничество. – Он повесил трубку.

Паркинс отключился от телефона, перемотал пленку и пометил кассету буквенно-цифровым кодом. Потом он поднял трубку и набрал номер внутреннего телефона.

– Группа посыльных.

– Это Паркинс. Пришли мне бегуна, малыш. Лучше Муркока, если он свободен.

Паркинс нацарапал записку, обернул ее вокруг пленки и закрепил простой резинкой. В запертую дверь, отделявшую кабинет Паркинса от прихожей, постучали. Паркинс встал, чтобы впустить «мальчика» лет тридцати.

– Доброе утро, майор Паркинс.

– Муркок, ты глупая башка.

– Прошу извинить, мистер Паркинс.

– Передай это пятому.

Когда посыльный ушел, Паркинс позвонил по городскому телефону. Мужчина с сильным шотландским акцентом сказал:

– Да-а.

– Кое-что послал вам, Джок.

– Что теперь? – спросил человек раздраженно.

Паркинс поудобней устроился на стуле.

– Нужна информация о пострадавшем в дорожной аварии сегодня утром – Бейкер и Мэрилбоун – около семи тридцати; машина сбила пешехода.

– Что-нибудь еще? – спросил шотландец иронически.

– Последние новости отсюда. Мои глупые «жучки» откусили больше, чем могут сожрать. – П. Дж. Р. Паркинс расслабился после хорошего разговора по единственной внешней линии во всем посольстве, которую он не прослушивал лично.

* * *

Джейн Вейл сидела в конце маленького зала в подвале здания канцелярии на Гросвенор-сквер.

В 12.01 Шамун запер дверь зала и опустил шторы на окнах, выходивших не на пышную зелень площади, а в вентиляционную шахту, которая освещала комнату слабым светом. Даже этот свет был теперь перекрыт.

Люди сидели в темноте – около тридцати человек, прикинула Джейн, – их силуэты были видны на огромном экране позади Неда, стоявшего на сцене. Шамун подошел к проектору, который находился в конце комнаты, рядом с Джейн, и включил сияющий прямоугольник света. На экране появились аэрофотоснимки Уинфилд-Хауза и прилегающего к нему участка.

Джейн пыталась не смотреть на профиль Неда на экране. У нее перехватило в горле. «Это, наверно, любовь, – повторила она про себя слова старой песни Роджерса и Харт. – Это не аппендицит».

Она казалась себе длинной, худой, гибкой черной кошкой, свернувшейся в клубок и страстно желавшей превратиться в котенка. На сцене что-то говорил Нед, развертывая планы. Звук его сухого голоса, его интонация и ритм завораживали ее. Смысл она не улавливала. Может, он и был неуловимым, думала Джейн.

В сущности, делать здесь ей было нечего. Безопасность не входила в ее обязанности. Но Ройс Коннел попросил ее понаблюдать за деятельностью миссис Фулмер, а она с этим не справилась. Настолько, подумала Джейн, что Нед и все эти люди оказались теперь в крайне сложной ситуации.

Никто не обвинял Джейн в провале, меньше всех Ройс, который мог, если бы захотел, одним насупленным взглядом заставить ее плакать. Любому, кто спросил бы Джейн о том, кому принадлежали ее симпатии и привязанность последние два года, она готова была признаться, что все в ней, кроме физического влечения, было устремлено к Ройсу Коннелу, в которого она влюбилась безоглядно, как школьница. А разве кто-нибудь мог не влюбиться?

То, что она испытывала к Ройсу, казалось всего-навсего теплым чувством в сравнении с тем пламенем, что захватило ее сейчас. И любовь Неда к ней, она знала, была такой же неистовой.

Она переменила позу и попыталась сосредоточиться на том, что говорил Нед.

– Если бы у нас была по всему периметру ограда высотой двенадцать футов, к тому же усиленная сетью «Циклон», – произнес он, показывая линию на экране, – однако вместо этого у нас есть только ряд стальных прутьев, кое-как соединенных между собой и не более надежных, чем венецианское стекло. Имея это в виду…

Как ни странно, Джейн была даже приятна та ситуация, в которую поставил ее роман с Недом. Она вдруг спросила себя, не слишком ли любит острые ощущения и не начинается ли все это у женщин ближе к сорока годам. Работала она много. Как сотрудница, аккредитованная и назначенная конгрессом, она со временем могла бы получить должность консула в какой-нибудь небольшой стране вроде Люксембурга или в прибрежных Альпах во Франции. Разумеется, при условии, что она не влипнет в какую-нибудь историю.

Насколько позволяли обстоятельства, она оставалась самой собой – просто Джейн. Она была стройной и изящной, с яркой цыганской внешностью, но носила туфли без каблуков, очки как у библиотекаря, скучные прямые платья и совсем не экстравагантные костюмы из дамских отделов универмагов «Триплер», или «Дж. Пресс», или «Л. Л. Бин». Она не изменила стиля одежды и после окончания колледжа в Рэдклифе, и во время учебы в Гарвардской школе права.