Посмотри на неё - [96]

Другая возможность – это ее книга. Табби сказала мне как-то, что хочет быть писательницей. Мне кажется, ей тогда было тринадцать, а мне одиннадцать, и мы только переехали в Колдклифф. Она сказала что-то вроде: «У меня есть истории, которые я когда-нибудь напишу. Вот увидишь». Мое одиннадцатилетнее тело тогда еще даже не знало, через что ему придется пройти.

Конечно же, я есть в книге. Я позволила Табби и Арии взять у меня «интервью». Ария была в своих слишком круглых, как у Гарри Поттера, очках. Я почти уверена, что они ей нужны лишь для того, чтобы классно выглядеть. Я заметила взгляды, какими обмениваются Табби и Ария, и задалась вопросом, не заняла ли Ария место Элли или же мое место.

Про меня написано в книге, но я не хочу ее читать.

Табби порывисто меня обняла, когда ее освободили после суда. Ее пульсирующее, напряженное тело прижалось к моему. Я не знала, когда она стала настолько сильной физически, или, возможно, она всегда была настолько сильной, а я просто замечала в ней другие качества. Пройдя через все это, я кое-что осознала. Мир видит то, что хочет видеть, и делает так, чтобы все видели то же самое. Если ты хочешь знать правду, то тебе придется копать и копать. Только вот у большинства людей не хватает на это энергии.

– Спасибо, – сказала Табби. Она знала про кроссовки.

Иногда я не могу заснуть, думая об этих кроссовках. Изменилось бы что-то, если бы я сказала правду, и хочется ли мне, чтобы что-то изменилось. «Те следы не мои, – я представляю, как это говорю. – Я не подходила к реке так близко».

Иногда я задумываюсь над тем, было ли самое ужасное, о чем думали люди в отношении ее, самым ужасным, на что она способна.

Теперь я ношу кроссовки фирмы «Саукони». И я бегаю как никогда быстро. Бо́льшую часть времени мои мысли не могут меня догнать.

4 Лу

КОМПЬЮТЕР МОЕЙ МАМЫ теперь защищен паролем, но это не останавливает меня от попыток его угадать, которые я предпринимаю, когда она принимает душ, уходит заниматься в спортзал или попить кофе с подругой. Я даже не знаю, зачем мне вообще нужно проникнуть в ее компьютер. Не то чтобы я ожидаю найти там какую-нибудь информацию про Табби. Наверное, мне просто скучно, а у скучающих девушек обычно бывают странные порывы.

Меня не стоит винить. Да, это был Киган, и я не понимаю, почему я раньше не поняла, что он психопат. (Я пошла с ним в лес одна! Честное слово, я никогда ничего подобного больше делать не буду.) Он знал, куда шел, у него была карта, и он соврал мне о том, когда ее распечатал. Плюс возле реки была найдена закопанная в землю бутылка с его ДНК на ней, а еще полиция нашла доказательства в истории его поисковых запросов. Я думала, что он был всего лишь жалким неудачником, но он оказался куда более жутким, чем я думала. Он продолжает настаивать на том, что никого не убивал.

Не то чтобы я верю ему. Просто меня зацепили его слова из последнего интервью. У меня сложилось впечатление, что он пытался сказать их лично мне. «Я не причастен к смерти Марка Форрестера. Я знаю, что есть человек, который должен мне поверить. Да, я совершал ошибки, но Табби стоит за всем этим. Это она все провернула. Где-то должны быть этому доказательства».

Где-то должны быть этому доказательства. И, возможно, я снова стала единственным человеком, который может их найти. Я не буду искать их ради Кигана или Бэка (боже, я понятия не имею, что я в нем нашла… С ним все кончено!). Я не буду искать их даже ради читателей «Острых граней». Я должна это сделать ради себя, потому что правда согревает меня по ночам так, как не согревал ни один парень.

В истории Кигана есть несколько нестыковок, но я никак не могу перестать думать об изотонике. Почему бы ему было не забрать бутылку с собой? Зачем оставлять ее там? Люди говорят, что она была чем-то вроде трофея, но Киган кажется не настолько глупым, чтобы оставлять следы на месте преступления. Предполагается, что он запаниковал, не зная, что с ней делать, потому что в лесу нет мусорных баков, а он должен был встретиться с Кайлой и не хотел, чтобы при нем были улики.

Он утверждает, что в тот день даже не пил Gatorade. Он говорит, что Табби, должно быть, взяла пустую бутылку у него из квартиры и сделала так, чтобы Марк из нее тоже попил, и это объясняет, почему на ней остались следы ДНК их обоих. Я не знаю, чему верить, но все это какой-то трындец, прошу прощения за выражение. Вероятность того, что так все и было, ничтожно мала, и это не играет Кигану на руку.

Летом я встретилась с Табби, чтобы попить кофе в «Старбаксе» в центре города. Было похоже, будто бы я встречаюсь со своей знаменитой подругой – по крайней мере, я себе представляла это именно так. Люди останавливались, чтобы сказать ей, что всегда знали, что она невиновна. Несколько девушек попросили у нее автограф и спросили про ее книгу. Табби терпеливо отвечала каждому, и улыбка не сходила с ее лица. Я не понимала, как ей это удается.

– Все такие милые, – сказала она, когда мы остались вдвоем. Холодный кофе, стоящий между нами на столе, начал отпотевать, – когда ты больше не представляешь угрозу.

Это были странные слова, но кто я такая, чтобы ее судить? Я, в отличие от Табби, не была под стражей. Я уверена, что такой опыт оставляет шрамы. Я хотела сказать Табби много всего. Я хотела извиниться за то, что вела себя как стерва, и прочее, но так и не выдавила из себя ни одного извинения. Может, я не чувствовала себя виноватой и до сих пор не чувствую. Может, дело было в том, что Табби не извинилась первой за то, что отобрала у меня роль Бланш и задурила мне голову разговорами о скауте.