Посмертный образ - [42]

Глава 7

Коротков

Он с удивлением вспоминал, как вчера вечером назвал Настю «садюгой» за то, что по ее милости ему придется снова вставать ни свет ни заря. Сегодня он лежал в постели и молил бога о том, чтобы эти самые свет и заря наступили побыстрее.

Когда он вернулся домой вчера вечером, то снова нарвался на скандал. У него не было сил сердиться на жену, потому что Юра прекрасно понимал, как ей трудно. И устает она не меньше, чем он сам. И жизнь в тесной квартирке, пропитанной запахами тяжелого лежачего больного, никак не прибавляла жизнерадостности. Тещу парализовало через год после рождения сынишки, она была еще сравнительно нестарой, сердце у нее работало отменно, и все понимали, что это означает. Юрина жена, конечно, не считала, что муж в чем-то виноват. Кроме одного: она полагала, что Короткову давно уже пора было оставить работу в милиции и уйти в частный бизнес. И сколько Юрий ни объяснял ей, что жизнь и честь дороже, она была непреклонна, апеллировала к примерам знакомых и незнакомых людей и требовала, чтобы муж начал наконец зарабатывать приличные деньги и купил большую квартиру. Сын подрастал, и с каждым днем им становилось все теснее в четырнадцатиметровой комнате, потому что вторую, восьмиметровую, безраздельно занимала мать жены.

Часто после таких скандалов Коротков разворачивался и уезжал ночевать к своему товарищу и коллеге по работе Коле Селуянову, который после развода жил один. Но вчера он пришел очень поздно, и он так устал… Уснуть Юре удалось лишь ненадолго. Часов с четырех утра он тихонько лежал без сна рядом с женой и чувствовал, что даже спящая она источает волны враждебности и недовольства.

Около шести часов выдержка ему изменила, и он осторожно встал, на цыпочках прокрался на кухню, поставил чайник и начал собираться. Уйти скорее отсюда, уж лучше на улице торчать, чем снова вести с утра бесплодные и бессмысленные, на его взгляд, разговоры.

К дому Алины Вазнис Коротков подъехал, когда еще не было семи. Припарковал машину, включил печку, закурил и стал задумчиво смотреть на моросящий снаружи осенний дождь. В тепле ему сразу захотелось спать, и он, чтобы не поддаться искушению, опустил стекло, вытянул руку под дождь и, когда ладонь стала влажной, отер лицо. Стало легче.

В двадцать минут восьмого он заметил медленно бредущую Каменскую. Она шла без зонта, глубоко засунув руки в карманы и низко надвинув широкий капюшон, полностью скрывавший ее лицо. Коротков открыл дверцу со стороны пассажирского места и посигналил.

– Привет, – удивленно поздоровалась Настя. – А я думала, что буду первой. Чего ты так рано? Не спится?

– «Не спится, няня… – весело подтвердил Коротков, – мне так грустно, открой окно и сядь ко мне, поговорим о старине…»

– Ух ты!

Настя откинула капюшон и забралась в машину.

– А некоторые, не будем указывать пальцем, образованность все хочут показать. Как хорошо у тебя, тепло, накурено. Рай.

Она полезла в сумку, вытащила пачку сигарет с ментолом и с наслаждением закурила.

– Опять со своей поцапался? – сочувственно спросила она, выпуская дым.

– Догадалась?

– А то. Тебе Стасов звонил в половине седьмого, а тебя уж и след простыл.

– А что Стасов хотел? Мы с ним вчера расстались в двенадцатом часу, вроде все обсудили.

– У нас троих сегодня ночью дружно сделалась бессонница. Стасов откопал какого-то Павла Шалиско, который на протяжении многих лет преследовал Алину, причем, судя по всему, безуспешно. Баланс – минус два, плюс один.

– То есть? – нахмурился Юрий.

– Двух дам мы отбросили, зато один мужчина появился. Так что в итоге мы имеем четырех подозреваемых: Харитонов, Имант и Инга Вазнисы и в перспективе – неудачливый поклонник. Голову даю на отсечение, у этого Шалиско тоже не окажется алиби, зато найдутся и мотив, и возможности.

– Да, дела…

Следователь Гмыря появился без двадцати восемь, даже и не думая извиняться за опоздание.

– Пошли, – бросил он сквозь зубы, проходя мимо машины Короткова.

Уже поднимаясь в лифте, он вдруг спросил:

– Понятых будем звать?

– Да зачем, Борис Витальевич? Мы же не улики ищем, а вещь, принадлежавшую потерпевшей. Никакого значения не имеет, где мы найдем дневник, если вообще найдем.

– Ну смотри, – неопределенно хмыкнул Гмыря.

Следователь не был ярым поборником соблюдения буквы закона и, если было можно, сокращал процедурные тонкости до минимума.

В квартире Алины после пребывания работников милиции в субботу никто не прибирался, и сейчас она напоминала разоренное гнездо. Особенно неприятным был вид дивана с очерченным мелом контуром трупа.

– Борис Витальевич, к вам отец погибшей вчера не обращался насчет ключей? – спросил Коротков, тщательно вытирая ноги о коврик в прихожей. – Он хочет вещи забрать и квартирой распорядиться.

– Нет, вчера не обращался. Ну что, как искать будем?

– Разделимся, – предложила Настя. – Две комнаты и кухня, как раз на троих. Потом ванная, туалет и прихожая.

Они искали долго и тщательно, но, к сожалению, безрезультатно. Никаких дневников они не нашли. Кроме дневников, они искали белую трикотажную майку с пуговичками и зеленую пеструю юбку. Майку Настя обнаружила в стиральной машине в куче грязного белья, а длинная свободная юбка из зелено-коричневого шелка висела на крючке на внутренней стороне двери ванной комнаты, там же, где и теплый махровый халат. Таким образом, подозрения в адрес Харитонова делались совсем шаткими. Для того чтобы описать эту одежду, он должен был видеть ее на Алине. Если бы он убил ее, когда она была уже в пеньюаре, и захотел бы «скроить» версию о своем более раннем и предваренном звонком визите, то скорее всего открыл бы платяной шкаф и выбрал для описания то, что в нем висит. Маловероятно, что он полез бы в стиральную машину.