Послесловие к роману «Моби Дик, или Белый Кит» - [2]

Как подробно и точно описана работа по разделке туши кашалота за бортом корабля в окружении полчища акул! Так это обычно и бывает в тропических водах, когда возбужденные запахом крови акулы теряют свойственную им осторожность и могут быть опасными и для людей. Кажущаяся медлительность повествования несет в себе заряд внутренней динамики и лишь усугубляет драматическое воздействие.

Даже при лирических отступлениях, когда писатель-моряк показывает нам постоянно меняющуюся неповторимую красоту океана, восходов и закатов солнца, причудливость туч и облаков, волны, то ровные и плавно катящиеся, то бурные и клокочущие во время шквала или шторма, — мы ждем чего-то возможного только в океане. В его описаниях океан всегда живет своей особой грозной жизнью, и человек ни на одну минуту не может оторвать от него взгляда, боясь что-то пропустить, чего-то недосмотреть. И больше того, у каждого из океанов в описаниях Мелвилла свой особый колорит, и Атлантический океан совсем не так звучит и воспринимается человеком, как Индийский или Тихий. Они разные, и Мелвилл в ходе повествования показывает эту неодинаковость и в оттенках воды, и в характере волнения, и даже в шквалах, неожиданно налетающих в самый драматический момент борьбы с раненым китом. Мало кто смог так художественно описать изменчивость океана на разных географических широтах, как Мелвилл.

Реалистически рисуя бесстрашных и простодушных «морских волков», Мелвилл рассказывает об огромной власти суеверий над этими смельчаками — суеверий, идущих еще от седой старины и бытующих среди моряков всех стран по сей день. Гибель «Пекода», окутанная в повествовании атмосферой таинственных пророчеств и примет, в сущности сводится к причинам сугубо реальным и объясняется как состоянием корабля, так и поведением его одержимого капитана.

Герман Мелвилл — художник-мыслитель. Философские размышления щедро вплетены в повествовательную ткань его романа. В этих рассуждениях широко используются исторические, географические, литературные ассоциации и, что вполне естественно для американского буржуазного писателя середины XIX века, библейские образы. Но даже когда он пишет о боге, его рассуждения носят философский, а не религиозный характер. В его глазах и современное христианство, и примитивные культы язычества — это явления одного порядка, оба они весьма далеки от истины, как ее понимает автор. Достаточно вспомнить, какие мысли высказывает по этому поводу Измаил — образ нарочито расплывчатый, часто сливающийся с рассказчиком, — когда у него завязывается дружба с «дикарем» Квикегом.

Автор «Моби Дика» показывает себя настоящим, убежденным гуманистом. Его Квикег, этот благородный, умный, тонкий человек, отважный и умелый китобой, «нецивилизованный дикарь» с обликом Георга Вашингтона делает честь американской литературе, лучшие представители которой боролись и борются со всеми проявлениями расового чванства и нетерпимости. Роман «Моби Дик» проникнут любовью к человеку и гордостью за него, и мрачный колорит, легший на страницы этой книги — лишь отражение смятения и боли писателя, не знающего как одолеть человеку стихию зла.

Читателю будут небезынтересны кое-какие пояснения о мифическом Моби Дике. В истории китобойного промысла можно найти несколько совершенно точно засвидетельствованных фактов, когда тот или иной кашалот становился широко известным из-за своей свирепости и каких-либо физических особенностей, а зачастую и из-за окраски. Это всегда были огромные и старые животные. Даже и сейчас известны случаи добычи кашалотов в 21 метр длины; такие громадины встречались, конечно, и раньше. Китобои их всегда отличали. Обычно это были одинокие киты, сторонившиеся своих собратьев. Такие киты имели собственные имена, данные им китобоями, и излюбленные места пребывания в огромном океане.

Их хорошо знали китобои и не раз пытались охотиться за ними, но большей частью неудачно. При этом кашалоты нападали первыми и часто разбивали вельботы и убивали или топили китобоев. Так, действительно существовал упоминаемый в «Моби Дике» (гл. XLI) «Новозеландец Том», до конца оставшийся непобежденным, хотя «от множества вонзившихся в него гарпунов и пик он был похож на гигантского ежа», — так записано в истории американского китобойного флота. Там же рассказывается, что несколько капитанов китобойных кораблей, экипажи которых пострадали от свирепости этого кашалота — погибли люди и вельботы, — решили напасть на него соединенными силами. Корабли подошли к уединенной бухте Южного острова Новой Зеландии, вблизи которой обычно находился этот кашалот, и, заметив его, спустили больше двадцати вельботов с лучшими гарпунерами. Но когда флотилия вельботов приблизилась к кашалоту, он стремительно напал на них сам и в очень короткое время разбил и повредил девять вельботов, причем погибло четыре моряка. Подобрав своих товарищей и поврежденные и разбитые шлюпки, китобои были вынуждены отступить и оставить «Новозеландца Тома» в покое.

Не менее знаменит был и одиночка-кашалот, известный под именем «Пайта-Том», которого также упоминает в романе Мелвилл. Он периодически появлялся вблизи бухты Пайта (Перу) и, по мнению суеверных жителей этой бухты, был ее «ангелом-хранителем», отгонявшим акул. Много раз китобои пытались охотиться за ним, но все эти попытки кончались трагично: «Пайта-Том» сам нападал, разбивал и топил шлюпки, причем очень часто гибли китобои. Есть сведения, что этот кашалот убил около 100 моряков. Но его все же удалось перехитрить и убить, причем это сделал впервые охотившийся за кашалотами в Тихом океане штурман Мэллой, имя которого вошло в историю благодаря этому случаю.