Последыш III - [76]

— Но думаю, — продолжил Ингвар, — первым побудительным мотивом было не упасть в грязь лицом. Рикке кронпринцесса и герцогиня, не считая иных титулов, ты удельная княгиня, а я всего лишь граф.

— Приравненный в правах к удельным князьям, — воспользовалась Мария доводом, уже испробованном на императоре самим Барминым.

— Об этом знают только те, кто специально занимается империей, — ответил Ингвар словами венценосца. — А для большинства европейцев граф — это граф, и времена, когда это было не так, давно прошли, и никто о них не помнит[117]. И таких европейцев на коронации будет большинство.

— Выглядит логично, — кивнула женщина. — Второй довод мог прийти ему в голову и позже.

— Скорее всего, так и произошло. Но само решение… Хотелось бы услышать твое мнение.

— Империей уже четыре поколения подряд руководят представители южных и восточных княжеств.

— Не сказал бы, что Старый запад страдает под пятой поработителей, — возразил Бармин. — Столица-то в Новгороде.

— И что с того? — удивленно взглянула на него Мария.

И в самом деле, что с того?! Бармин уже совсем неплохо знал историю вопроса. Конечно, Киев — мать городов русских и все такое, но, правду сказать, последние пятьсот-шестьсот лет империю создавали и двигали вперед именно западные княжества, столь тесно связанные с Европой, что у любого князя, — да у того же Менгдена, к слову сказать, — половина европейских аристократов в ближних и дальних родственниках ходит. В Литве, Новгороде и Пскове, в Новогрудке и Вологде — университеты уже лет по пятьсот-шестьсот существуют, а еще у них, у западников, развитая промышленность, порты на Балтике и на Белом море, колонии на Дальнем и Ближнем востоке, в Центральной Азии и в Экваториальной Африке. Старый запад образованнее и богаче восточных княжеств, но власти у него гораздо меньше. Династия — Ягеллоны только по названию. Тот же Михаил намного больше Ягеллон, чем князь Андрей Северский или сам император. А перенос столицы в Новгород обкорнал и ослабил само княжество. Одно название, что Новгородское, княжеский-то стол находится теперь в Старой Руссе. Недовольство давно копится, переходя порой в самый настоящий гнев. И тут каждое лыко в строку, но не все это понимают. Вот князь Северский не дурак, он видит, куда ветер дует, а что касается его брата…

Прошлый император был злобным идиотом, потому что еще пару раз самодержцу, может быть, и удастся подавить недовольство, как получилось с неудачным мятежом, в котором участвовали Менгдены, но, если однажды запад поднимется весь и по-настоящему, династия может и не устоять. Андрей Северский это понимает и дочь свою воспитал правильно и отдал замуж за правильного человека, а вот императора, хоть он и не похож, вроде бы, на своего дядю, временами заносит. Не следовало ему разрешать столь откровенно грубый наезд на Менгдена — сына и внука хорошо известных на западе мучеников, которому ты сам же передал титул. Но не удержался, слишком велик был соблазн «укоротить мальца». Вот Запад и показал зубы. Пока еще не фронда и не мятеж. Все в рамках имперских законов, но по факту Старый Запад впервые за много десятилетий выступил единым фронтом. Оттого и щедрость императорская: чтобы заткнуть рот тем, кто станет говорить, что император не любит и не уважает западные княжества. Вот и бросил кость: Менгдену компенсация за «нечестное судейство», западу — возвращение к статус-кво, в котором среди прочего есть место и для Западной пятины.

— Получается, нам повезло, — резюмировал Бармин свои размышления.

— Знаешь, что говорит по этому поводу Федор?

— По поводу везения? — уточнил Ингвар.

— Да, — кивнула Мария. — Он говорит, что везет только тем, кому положено, хотя и через раз.

— Прогноз с пятьюдесятипроцентной вероятностью? — усомнился Бармин.

— Лучше, чем ничего, — улыбнулась княгиня.

— Вопрос, чем придется платить?

— Смотря кому, — Мария стащила у него сигарету и хотела было прикурить от свечки, но Ингвар ее опередил, щелкнув зажигалкой.

— Западникам… Императору… Он ведь тоже с нас свой процент стребует.

— Лучше заплатить с того, что есть, чем не платить и не иметь, — философски заметила Мария, выдыхая дым. — Видишь, на этот раз даже не закашлялась!

— Молодец! — похвалил Бармин. — Но лучше не начинай, чтобы потом не надо было бросать!

— Что тебя тревожит? — неожиданно спросила Мария.

— Как-то все слишком просто… Знаешь, есть такая народная песня… Не помню, где-то я ее слышал. Может быть, на Груманте? Не суть. Слова в ней простые:

Я тихо шла, шла, шла

пирожок нашла.

Я села, поела,

опять пошла.

Я тихо шла, шла, шла

пирожок нашла.

Я села, поела,

опять пошла[118]…

— Ты это к чему? — нахмурилась красавица.

— К тому, что вот жил я на острове без имени и без будущего. Потом случилась эпидемия, и все умерли. Кроме меня. Потом я жил там один. Довольно комфортно по тем обстоятельствам, если не считать конечно факта одиночества. Но затем меня нашли и вывезли на Большую землю. А там… Сначала замок бабушки и, какое ни какое, но имя. Да и бытовые условия резко улучшились. Ольга организовала мне ночное синема… Никогда не видела ее снов?

— Видела.