Последствия развода родителей: переживания ребенка в период поздней латентности - [6]

Джек, хотя его об этом не просили, пустился в пространное описание своих внешних данных: "У меня глаза меняют цвет, точно как у мамы. А волосы у меня изменятся, станут русыми, точно как у папы. Говорят, я похож на папу. А папа говорит, я похож на маму. А я думаю, что похож на обоих".

Другой аспект подобной угрозы цельности личности, возникающий во время развода родителей, сказывается преимущественно на процессе подготовки ребенка к жизни в обществе и формирования супер-"Я". Ребенок чувствует, что с распадом семьи ослабевает контроль за его нравственными устоями, по мере того как рушатся его внешние опоры, и гнев, направленный на родителей, решительно проникает в сознание. Одним из проявлений такого состояния может стать приобретение новых привычек, как, например, мелкое воровство и вранье, наблюдаемые в этой возрастной группе в период распада семьи. Ребенок обеспокоен тем, что ему самому придется позаботиться о себе, и в этом он усматривает угрозу своей будущей социализации; Боб обрисовал подобное состояние в трогательном рассказе о своих двух кроликах.

Боб вызвался на откровенность сам: "Я думаю, сегодня мне хочется поговорить с вами". Он поведал нам. что несколько лет назад купил двух маленьких кроликов, заботливо за ними ухаживал, построив им искусную высокую клетку. Однажды, несмотря на всю его бдительность, злые соседские собаки разорвали клетку на части, и кролики убежали или их все же утащили собаки. По его предположениям, два кролика, которым он дал клички "Рваное Ухо" и "Серая Мордочка", возможно, и спаслись, поскольку недавно он наткнулся в лесу на двух игравших кроликов. Они теперь были дикими, но походили на тех двух, которых он потерял.

Под двумя кроликами - образами, порожденными богатым воображением ребенка, - вполне могли подразумеваться Боб и его брат, а сам рассказ, возможно, отражал страх Боба перед примитивным гневом (злыми собаками), вспыхнувшим (сорвавшимися с цепи) во время развода, страх, что его уничтожат, и одновременно намеченное спасительное решение - через возврат в дообщественное дикое состояние, в котором ребенок - эквивалент кролика берет на себя ответственность за заботу о самом себе.

Ясно, что у выживших маленьких диких кроликов была другая идентификация и супер-"Я" другого характера по сравнению с кроликами, за которыми с такой любовью ухаживал Боб, поместив их в искусно изготовленную клетку.

Одиночество

и противоречивая преданность детей

Дети из группы поздней латентности описывали свое одиночество, испытываемое ими ощущение, что их оставили в стороне от всего, и печально признавались в своей беспомощности и второстепенной роли в принятии важнейших семейных решений.

Бэтти поведала нам: "Мы сидели в темноте при свечах. Потом они (ее родители) вдруг заявили нам о разводе. Нам нечего было сказать, и тогда мы стали смотреть телевизор".

Это чувство одиночества, не отмеченное в таком виде в группах младшего возраста, отражает не только большую степень зрелости детей из группы поздней латентности, но и их более взрослые надежды на обоюдность чувств, а также взаимную поддержку в отношениях с родителями и другими взрослыми. Поэтому они и чувствовали себя более обиженными, униженными и отброшенными в сторону из-за свалившихся им на голову событий, над которыми они были фактически не властны.

Необходимо отметить, что наблюдаемые нами дети, пытаясь побороть чувство одиночества, очень трезво воспринимали реальное падение интереса родителей к своим детям, которое столь часто имеет место во время развода. Кроме ухода из семьи одного из них, обоих родителей - что вполне понятно занимают свои собственные проблемы в этот период; их эмоциональная открытость, доля внимания и даже время, проведенное с детьми, зачастую значительно сокращаются. Более того, изучаемые нами семьи были нуклеарными (неразветвленными) , не связанными с многочисленными семьями или опорными системами, которые были бы хоть на какое-то время существенными для детей. В этом смысле чувство одиночества и утраты у детей отражало осознание ими того факта, что известные им до развода родителей центральные связующие звенья в семье постепенно исчезают.

Однако главный момент переживания одиночества и ощущения изолированности, о которых сообщали дети, был, возможно, связан с их восприятием развода как битвы между родителями, где ребенку нужно было встать на чью-то сторону. Следуя этой логике, шаг на сторону одного родителя расценивался ребенком (и иногда, конечно, одним из родителей) как предательство другого, что могло вызвать настоящий гнев и еще больший отказ от одного из родителей вдобавок к обострению внутреннего психического разлада. Таким образом, парализованные своей собственной противоречивой преданностью и психической или реальной расплатой - необходимостью встать на сторону одного из родителей, многие дети воздерживались от такого выбора и чувствовали себя одинокими и покинутыми и не знали, где найти утешение и родственное участие. Фактически из-за этого противоречия они остались в стороне в разгар тяжбы между родителями.