Последствия неустранимы. Жестокое счастье - [13]

Голубев попытался выяснить у медсестры характерные приметы столь необычного пациента, но та с испугу запомнила лишь на правом предплечье парня расхожую среди уголовников татуировку «Года идут, а счастья нет».

Вот с такими довольно скромными сведениями Слава вернулся в райотдел.

В кабинете эксперта-криминалиста Антон Бирюков и следователь Лимакин рассматривали надпись на разорванной фотографии «Дикой кошки». Едва Голубев появился в дверях, оба вопросительно уставились на него.

— Полдня, как ищейка, по горячим следам пробегал, — обреченным голосом сказал Слава. Он опустился на стул и принялся рассказывать о своем невезении. Когда закончил невеселое повествование, передал Бирюкову расписку Василия Анатольевича Цветкова, временно проживающего в Новосибирске, о получении в районном Доме культуры дамской туфли с левой ноги. Тяжело вздохнул: — Вот, единственный «документ» выбегал. По-моему, этот Цветков вполне мог назваться Иваном Сидоровичем Петровым, постоянно проживающим в Рио-де-Жанейро…

Бирюков прочитал «расписку», передал ее следователю и спросил:

— Не тот ли это Васек, которому «Дикая кошка» подарила свое фото?

— Может, под «Васька» кто-то сработал, — высказал предположение следователь.

Голубев пробежал взглядом надпись на фотографии, повернулся к Бирюкову:

— Игнатьич, вчера я узнал такую штуку… Говорят, на Заводскую, к какой-то тете Марусе Данильчуковой приехал племянник-студент. Зовут Васьком. Не поинтересоваться ли нам этим племянничком, а?..

— На Заводскую? — переспросил Антон и сразу посмотрел на следователя. — Слушай, Петя, похоже, к этой улице все концы ведут…

— Точно! — подхватил Лимакин. — Мотоцикл у Тюменцевой угнали, Крыловецкая у нее жила, туфельку, унесенную из Дома культуры, Галине Петровне на крылечко подложили…

— Какой мотоцикл? Какая Крыловецкая? — не понял Голубев.

Бирюков коротко рассказал о сути дела и заключил:

— Срочно, Слава, займись тети Марусиным племянником, а я тем временем повстречаюсь с бывшим мужем Тюменцевой. Он на гормолзаводе шофером работает.

7. Друзья по несчастью

На просторную асфальтированную территорию гормолзавода один за другим въезжали тяжелые молоковозы. Опростав у приемного цеха свои вместительные утробы, машины сразу отправлялись в новые рейсы.

Антон Бирюков улучил удобную минуту, пока очередной молоковоз пристраивался под разгрузку, подошел к молоденькой приемщице в белом халате и спросил о шофере Тюменцеве. Девушка прежде, чем ответить, посмотрела на миниатюрные часики с новым лакированным ремешком:

— Тюменцев будет в ночную смену.

— Домашний адрес его не знаете?

— Не знаю. — Девушка опять полюбовалась часами, и Антон догадался, что в них вложена первая самостоятельная зарплата. — Через десять минут подъедет напарник Тюменцева. Он наверняка скажет адрес Сергея.

Бирюков улыбнулся:

— У вас такая точность, до минут?

— У нас график — закон, — с очень серьезным видом ответила приемщица.

Напарник Тюменцева опередил «закон» почти наполовину. Из распахнувшейся дверцы молоковоза высунулся коренастый парень и задним ходом стал устанавливать машину к приемному патрубку. Антон пригляделся. Вначале вспомнил, что видел этого парня у озера, когда поднимали труп, а затем уже память подсказала, что это как раз и есть тот Павел Мохов, привет от которого передавал шофер Исаков, хлопотавший за своего соседа Суржикова насчет водительских прав. Бирюков подождал, пока Мохов соединил сливной шланг молоковоза с приемным патрубком, подошел к нему и поздоровался.

— З-здравствуйте, — вроде бы растерялся Павел, но тут же досадливо махнул рукой. — Вот дурная привычка! Столько лет пролетело, а при встрече с угрозыском сердце екает.

— Не забыл еще?

— Такое не забывается.

— Лет шесть, кажется, чудил?

Мохов помял в руках белую ветошь, которой обтирал фланец шланга перед присоединением к патрубку, усмехнулся:

— Шесть с половиной отсидел в два приема, а дурью маялся больше семи. Будь она проклята, шальная жизнь.

Вакуумная установка быстро проглотила содержимое молоковоза, угрожающе засипела. Юная приемщица мигом выключила рубильник и генеральским тоном приказала:

— Павел! Отъезжай!

— Один момент, — извинился перед Бирюковым Мохов. Уступив место очередной машине, он отъехал в сторону, распахнул дверцу кабины и стал закуривать. Когда Бирюков подошел к нему, спросил: — Наверное, по поводу Суржикова?..

Антон чуть помолчал:

— Не только.

— Да?.. — Мохов глубоко затянулся сигаретой. — Что касается других поводов, не знаю, но Суржиков не виноват в наезде на дом Исакова. Потому и я посоветовал к вам обратиться. Тут в общем… Филиппенко на Виктора Андреича ополчился. Физиономия ему показалась подозрительной, а у Суржикова лицо всегда красное, будто свеклой натертое.

— Тебе, вероятно, известно, что работники ГАИ не только по цвету лица трезвость определяют…

— Ну, запашок у Андреича, скрывать нечего, имелся. Тут никуда не попрешь. Но ведь надо по-человечески разбираться. Разве шофер с двадцатилетним стажем, если нормально держится на ногах, в угол дома заедет?

— Тебе откуда известно, что Суржиков нормально держался на ногах? — спросил Антон.

— Видел всю комедию, когда инспектора ГАИ разбираться приехали. Со смены как раз домой шел.