Последняя теория Эйнштейна - [2]

— Придется мне огорчить ваших клиентов, кем бы они ни были, — сказал Ганс. — Они выбрали не того физика.

— Я так не думаю, — покачал головой Саймон.

— И какую информацию вы хотели бы от меня получить? Обогащение урана? Я о нем ничего не знаю! А о проектировании боеголовок — и того меньше. Моя специальность — физика элементарных частиц, а не ядерные устройства. Все мои научные работы выложены в Интернете, в них нет ничего секретного!

Незнакомец невозмутимо пожал плечами.

— Ваши выводы слишком поспешны, а потому неверны. Боюсь, мне абсолютно безразличны как боеголовки, так и все ваши статьи. И меня интересуют результаты не ваши, а совсем другого человека.

— Почему вы тогда оказались в моей квартире? Ошиблись адресом?

Лицо Саймона сделалось жестоким. Он толкнул Ганса спиной на кафель и положил ладонь ему на грудь, наклонившись — чтобы в любой момент придавить всей тяжестью.

— Этот человек — ваш знакомый. Помните вашего профессора в Принстоне пятьдесят пять лет назад? Вечный жид из Баварии? Который написал «Zur Elektrodynamik bewegter Korper»?[1] Вряд ли вы его забыли.

Ганс дернул плечами, стараясь вдохнуть — рука штаркера лежала невыносимой тяжестью. Mein Gott,[2] подумал он, этого не может быть.

Саймон наклонился ближе, так что стали видны черные волоски в ноздрях.

— Он восхищался вами, доктор Кляйнман. Считал вас одним из самых многообещающих своих ассистентов. Вы ведь последние годы весьма тесно с ним сотрудничали?

Ганс не мог бы ответить, даже если бы захотел. Саймон давил так, что ощущался скрежет позвонков по кафельному полу.

— Да, он вами восхищался. И более того — он вам доверял. Он обсуждал с вами все темы, над которыми в те годы работал. Включая эту его Einheitliche Feldtheorie.[3]

И тут у Ганса хрустнуло ребро. Слева, на внешней дуге, где сильнее всего было напряжение. Боль ударила в грудь ножом, Ганс открыл рот, чтобы крикнуть, но воздуха не хватало. О Gott, Gott im Himmel![4] Внезапно рациональное мышление полностью исчезло, и его охватил страх — нет, ужас! Теперь он понял, что хочет незнакомец, и знал, что в итоге не сможет этому сопротивляться.

Саймон наконец ослабил давление и убрал руку с груди Ганса. Тот глубоко вздохнул, ощутив вместе с хлынувшим в легкие воздухом кинжальный удар боли слева. Прорвана плевра, значит, вскоре левое легкое спадется. Ганс выл от боли, дрожал с каждым вздохом. Саймон стоял над ним, подбоченившись, улыбаясь, как человек, довольный своей работой.

— Итак, мы друг друга поняли? Вы уже знаете, что я ищу?

Ганс кивнул и закрыл глаза. Простите меня, Herr Doktor,[5] подумал он. Я сейчас предам вас.

Мысленным взором он снова увидел профессора — так ясно, как если бы великий человек стоял прямо здесь, в ванной. Ничего похожего на известные всем портреты, на фотографии неухоженного гения с копной белых волос. Ганс помнил профессора в последние годы его жизни. Впалые щеки, ввалившиеся глаза, скорбное выражение лица. Человек, постигший истину, но ради спасения мира не высказавший ее вслух.

Удар ногой в бок, под сломанное ребро — Ганс вздрогнул, глаза его распахнулись от боли. Кожаный ботинок Саймона стоял у него на груди.

— Не время спать, надо работать. Сейчас я возьму с вашего стола бумагу, и вы все запишете подробно. — Он обернулся и вышел из ванной. — Если я чего-то не пойму, вы мне объясните. Ну, как на семинаре. Кто знает, может, вам еще и понравится.

Саймон пошел по коридору в спальню Ганса, потом послышался шум, будто кто-то шарит и ищет. Когда бандит вышел, страх Ганса слегка ослабел, вернулась способность думать — хотя бы до тех пор, пока этот гад не вернется. Он думал о ботинках этого штаркера, о сверкающих десантных ботинках, и на него накатила волна отвращения. Этот человек старался походить на нациста — да он и был, по сути, нацистом, точно таким же, как громилы в коричневой форме, маршировавшие по улицам Франкфурта, когда Гансу было семь лет. И кто те люди, на которых Саймон работает, эти безымянные «клиенты»? Кто они, если не нацисты?

Саймон вернулся с шариковой ручкой и блокнотом.

— Итак, начнем сначала, — сказал он. — Я прошу вас написать уточненное уравнение поля.

Он наклонился, протягивая ручку и блокнот. Ганс не взял их. Легкое у него спадалось, каждый вдох приносил мучения, но он не станет помогать этому нацисту.

— Идите вы к черту! — прохрипел он.

Саймон укоризненно поморщился — как на невоспитанного пятилетнего мальчишку.

— Знаете, что я думаю, доктор Кляйнман? Вам нужна еще одна ванна.

Резким движением он подхватил Ганса и снова бросил его в воду. Снова Ганс рвался поднять лицо над водой, бился о стенки ванны, цеплялся за руки штаркера. Второй раз оказался куда намного страшнее первого, потому что Ганс теперь знал, что будет дальше — удушающая агония, отчаянные судороги и погружение в черноту.

На сей раз бессознательное состояние оказалось глубже, и чтобы вынырнуть из бездны, потребовалось невероятное усилие. Но даже открыв глаза, он не почувствовал, что пришел в себя полностью. В глазах все плыло, и дышать можно было лишь едва-едва.

— Вы меня слышите, доктор Кляйнман?

Голос звучал, как через подушку. Когда Ганс поднял взгляд на штаркера, его силуэт был окружен полутенью дрожащих частиц.