Последняя святыня - [10]
— Откуда меня знаешь? — остановил боярин.
— Да как твоей милости появиться, караульные кричали друг другу, мол, Василий Онаньевич изволит пожаловать!
— Ври да не завирайся, — скривил рот тиун, — кричал караульщик Степка Груздь, они его всегда на предупрежденье засылают — сядет в крапиву под изгородью и сидит сычом, меня ждет. И кричал он вот так: «Опасись, служивые! Старый хрен на кичу ползет!» А? Што? Не так?
— Тебе, Василь Онаньич, лучше своих людей знать… А про меня: живу сызмальства в Михайловском, родители померли, грамоте наш дьячок розгами выучил, потом, пока отроком был в Даниловом монастыре прислуживал, там у отца Нифонта доучивался. Как в силу вошел, три года с владимирской артелью на стройках горбил… Ну, а дальше — попал в ополчение, когда десять годов назад наши вместе с татарским войском против литовского князя Гедимина хаживали.
— И наклали вам литовцы по первое число, — боярин поудобнее откинулся на лавке, высвобождая дряблую зобатую шею из тесного воротника. Подьячий кинулся подобрать длинные полы бархатного тиуновского опашня — чтоб не мели по земле, подоткнул их начальнику под ляжки и снова уселся — весь внимание — в сторонке с пером в руке.
— Ополчение наше припоздало, татары без нас по сопаткам получили. А меня тогда, когда ополченье распускали, как грамотного в младшую княжью дружину взяли. Служил сначала мечником на смоленском рубеже, потом подьячим, затем десятским. А теперь вот обратно в село вернулся.
— И меч со службы утянул… А должен ведь княжеский указ знать, что простолюдью не полагается.
— Меч у меня дареный. Сам Иван Данилович за службу и пожаловал.
— Вот оно как! — в голосе тиуна уже не было прежней уверенности: кто его знает, вроде мужик мужиком перед ним, а, поди же ты… Он стрельнул зраком на подьячего, приказал: «Живо дуй на княжий двор, найдёшь стряпчего, боярина Кобылу, скажи, мол, Василий Онаньевич кланяется и про мечника Одинца выяснить желает».
— Грамотку бы мне, за вашей печаткой, — заробел подьячий, — вдруг стряпчий осердится?
— Осердится, значит, выпорет, я Кобылу знаю! После порки сразу сюда ковыляй, — тиун мелко затрясся в беззвучном смешке, видимо, самому шутка понравилась. — Но про Одинца всё равно выведать должон. Князь наградами у нас не раскидывается, так что стряпчий может помнить. Ну, что, — вновь обернулся боярин к Одинцу, — посиди пока в холодной, подожди. Коль не соврал, выпущу. Чего же ты сразу на шляху страже не объяснил?
— Десятский торопливый попался, у той хари разбойничьей запазушный кошель поторопился взять.
— Сам видел? Забожись.
Одинец трижды перекрестился, поняв: «Миновало…». Побрякивая ключами на связке, стражник тянул его из караулки. Боярин блеснул перстнями на пальцах, кашлянул в кулак и, когда Одинец уже был на пороге, буднично, как бы между прочим спросил:
— Мельник-то, говоришь, ракитовский?
— Ага…
— Надо будет познакомиться. Ну, иди, иди…
Вечерело. Низкое солнце удлинило тени, мир стал полосатым; в оврагах и низинках заклубилась нарастающая мгла. Заблаговестил одинокий колокол, протяжный звук его бежал по дорожкам теней и исчезал вдали. Даниловская обитель отходила к покою: устало брела братия на вечернюю молитву, коей надлежало окончить ещё один земной день, наполненный общением с Богом и работой в поле или огороде.
Когда-то — теперь казалось, что с тех пор прошла целая вечность — Одинец был отдан дядькой-кузнецом на учение в эту знаменитую обитель. Сам кузнец, ни бельмеса не понимавший в грамоте, свято верил, что только настоящее учение способно вывести племянника в люди. Александр навсегда запомнил тот день, когда необычно праздничный дядька подвёз его, тринадцатилетнего отрока, к въезду в монастырь.
— Может, не возьмут они меня?
Дядька уловил в голосе Саньки крохи надежды и погрозил корявым пальцем: «Шалишь, брат! Я уж давнёшенько сговорился. Что, думаешь, зря такие деньжищи за этот подарок для отца Нифонта отвалил?» Он стукнул кнутовищем по пузатому трехведерному бочоночку, лежавшему в телеге: «Не родился ещё тот монах, чтоб против такой тяги к знанью устоял!» Медовуха глухо отозвалась на стук кнута.
К чести Сашкиного наставника дар кузнеца со временем вернулся последнему с лихвой. Всякий раз, отпуская ученика домой в село на короткие побывки во время сева или косовицы, отче Нифонт вручал ему жбан, наполненный тягучим медом: в монастыре пастырь занимался бортничеством, подвижнически предаваясь нелёгкому, но любимому делу. Впрочем, оно же, случалось, доводило монаха до греха: ему не всегда удавалось соблюсти меру в приеме собственноручно изготовленной медовухи. После памятной дарёной бочки отец Нифонт зачислил и старого кузнеца в ряды знатоков и поклонников благородного русского продукта.
— Поклон дядьке твоему от меня грешного. Пчёлки мои прошлым летом постарались. И твоя заслуга в этом есть, ибо много было у меня парнишек в учении, да таких успехов не казали! Только нос не задирай, это у нас, на московщине, редко кто читать-писать умеет, а вот в Новгороде Великом, почитай, все сплошь, хоть мужики, хоть бабы!
Снова ударил колокол. Ворота монастырской ограды уже закрывались.
Мечник Александр по прозвищу Одинец служил в полусотне пограничной стражи, бился с литвинами на Смоленском порубежье, но громкой ратной славы не снискал. Однако сам князь Иван Данилович Калита призвал воина к себе и дал наказ — отправиться в Тверь и разведать обстоятельства смерти сестры хана Узбека: несчастный случай, убийство или… быть может, и не умерла она вовсе? И разузнать надо все тайно, чтобы молва какая не пошла и чтобы никто не попытался вмешаться в расследование.Опасны и сложны русские дороги, но еще опаснее и сложнее княжеские интриги! И никому не ведомо, почему князь выбрал именно его, мечника Александра по прозвищу Одинец…
В книге «Сказки мёртвого Чикаго» переплелись традиции классического нуарного детектива и историй с призраками.Чикаго – город Ветров, город бутлегерского и гангстерского прошлого, первого в мире небоскрёба и низеньких магазинчиков Старого квартала, город холодных зим и крутых детективов. Его улочки хранят множество тайн, некоторые из которых пытается раскрыть маленькое детективное агентство «Частные расследования Суини».Его владелица Лорейна Суини и сотрудники – бывший полицейский Эдвард Картер и суеверный ирландский цыган Кит Беэр, в основном, сводят концы с концами, разыскивая пропавших животных и следя за неверными супругами.
Первый роман писателя из так называемой исторической серии, в которой исторический сюжет крепко связан с криминальной головоломкой.
Флотский офицер Бартоломей Хоар, вследствие ранения лишенный возможности нести корабельную службу, исполняет обязанности адмиральского порученца в военно-морской базе Портсмут. Случайное происшествие заставило его заняться расследованием загадочного убийства... Этот рассказ является приквелом к серии исторических детективов Уайлдера Перкинса. .
Влиятельный богач, его жадные до наследства дети, погрязший в грязных делишках князь, посвящённый в хозяйские секреты дворецкий, местный доктор, невероятно красивая баронесса и знаменитый сыщик. Нечасто подобная компания собирается в уездном городе. И ещё реже всё заканчивается жутким убийством. Сможет ли граф Соколовский на этот раз справиться в крайне запутанном деле? Графу необходимо разобраться в сложных семейных конфликтах, справиться с собственными демонами, пробиться сквозь тьму предположений и суеверий.
Забавная, вздорная и безнадежная саркастически-абсурдистская конструкция, в которую хочется заглядывать каждый день.
Либретто грандиозного мюзикла «Нострадамус» насыщено эффектами большого музыкального шоу. Костюмно- историческое действо с атрибутами мистико-философского и развлекательного плана. Кипящие страсти блистательного двора Медичи, инфернальное общение ясновидца с высшими силами, его неземная любовь, столкнувшаяся с королевским коварством, с прослойками юмористических специй и современных деликатесов.
1537 год, Англия. Полным ходом идет планомерное уничтожение монастырей, объявленных рассадниками порока и измены. Однако события в монастыре маленького городка Скарнси развиваются отнюдь не по сценарию, написанному главным городка Томасом Кромвелем. Его эмиссар зверски убит, обезглавленное тело найдено в луже крови неподалеку от оскверненного алтаря. Кто это сделал? Колдуны, приверженцы черной магии? Или контрабандисты? Или сами монахи? Расследовать убийство поручено Мэтью Шардлейку, горбуну, чей ум способен распутывать самые сложные преступления.
Водоворот событий захлестывает Григория Быстрова и выносит его из тихой провинциальной гавани на оперативный простор – в северную столицу. Петроград двадцатых годов. Жизнь бурлит в эпоху НЭПа: энтузиазм народных масс, показная нэпманская роскошь, комсомольцы, чекисты, трактиры, налетчики, извозчики, бывшие офицеры, контрреволюционные заговоры. Где-то тут гуляет Ленька Пантелеев, шалят другие банды и уголовники-одиночки. Милиции есть чем заняться, и Григорий Быстров оказывается во всё это вовлечен. Но главное, что он должен сделать – спасти мужа сестры от ложного обвинения в убийстве.
1921-й год, НЭП делает первые шаги. Уголовный элемент, пользуясь тем, что молодой советской республике, находившейся в кольце врагов, было не до него, поднял голову: убийства, разбои, кражи, мошенничество. Буйным цветом расцвела воровская «малина». Сотрудник уездной милиции Пётр Елисеев проявил себя в операции по поимке особо опасного преступника и был отправлен на усиление в губернский уголовный розыск. Его наставником стал более опытный товарищ — агент губро Колычев. И в первом же совместном деле сыщики столкнулись с дерзкими преступниками, прекрасными знатоками психологии.
НЭП, новая экономическая политика, породила не только зажиточных коммерсантов, но и большое количество преступников. Вымогатели, грабители, воры всех мастей вооружены до зубов – только что закончилась Гражданская война и деклассированный элемент ещё живёт по её законам. Когда майор российской полиции Георгий Победин оказался в 1922 году, ему пришлось вспомнить опыт «лихих девяностых». «Ревущие двадцатые» не стали для матёрого опера нерешаемой задачей. Если ты по жизни мент и специально обучен продвинутым методам криминалистики, уголовный розыск будет только рад новому сотруднику.