Последняя ступень - [121]

Израильскому разведчику не надо выяснять политическое лицо собеседника, его взгляды, идейность. Достаточно того, что он еврей. Можно смело все, что угодно, говорить от имени Израиля, обращаться с любой просьбой. Вероятность встретить отказ практически равна нулю. Иначе нечем было бы объяснить, что все они во всем мире по тому или иному поводу начинают вдруг дудеть в одну и ту же дуду. Каждый из них, вероятно, понимает, что в отдельности он — ничто, ноль, соринка на большой дороге. Но в составе, в системе, в семье Израиля он — все. Впрочем, это еще и Гитлер говорил своим немцам: «Один ты ничто, твой народ — все. Поскольку ты часть народа, то и ты — все». Это доктрина любого ультранационализма.

Разница же в том, что у других народов почему-то нет внутренних связующих сил, их нужно связывать и объединять дополнительно, идейными и государственными скрепами. Нужны Гитлеры, политические гении, вожди. Евреям и этого не нужно. Когда не было формального государства Израиль с его президентами, Израиль как таковой все равно существовал, и силы сцепления между евреями, где бы они ни жили, все равно действовали. Тут, видимо, и религия, и еще что-то. Какая-то пружина. Какой-то на многие века исторический пружинный завод, вроде как у часов. Есть часы, которые заводятся на сутки, а есть на несколько месяцев. Так вот евреи, видимо, заведены на века.

— Но ведь этому можно только позавидовать! Быть частицей силы — это и правда самому быть силой. Нет, я положительно завидую каждому еврею. Но, может быть, я больше жалею, что нет уже на свете силы, к которой можно было бы примкнуть в качестве верного и последовательного солдата… Так что же делать?

— Думаю, Владимир Алексеевич, думать и действовать. Уж если ты узнал тайну времени…

— Вот я и думаю. Ты говоришь, что они побаиваются Китая. Но, по-моему, они в такой же степени побаиваются и Советского Союза. То есть не то чтобы побаиваются, но все же он у них бельмо на глазу. В самом деле, оглянемся в поисках силы, способной противостоять их экспансии. Разве это не система социалистических стран? Недаром же они так отчаянно пытаются ее расчленить и ослабить. Строго говоря, я не вижу на земном шаре другой реальной силы сейчас, которая могла бы как-то реально им противостоять. Не арабы же? Может быть, отсюда у них и ненависть к нашему государству?

— Ошибаетесь, Владимир Алексеевич. У них ненависть не к государству, а только к его руководителям и презрение к народу, который этим руководителям не противостоит и которого они никак не могут раскачать на это противостояние. Государство создавали они же сами как самое совершенное орудие массового порабощения, ограбления, а если надо, и истребления аборигенов. Зачем же ломать столь совершенную и отлаженную машину? При помощи этой машины можно сделать то, а можно сделать и это. Важно только, кто стоит у центрального пульта. Сперва у пульта стояли они. Потом Сталин отобрал у них пульт. Теперь они снова хотят его захватить.

— Но они же в массовом порядке бегут из СССР. Я уж подумал так: дело, дескать, сделано, страна ограблена, заведена в тупик и больше им не нужна. Народишко вырождается. Можно восвояси, прихватив чемоданы, уезжать прочь.

— Опять ошибка. Разве они могут оголить такой фронт?

— Но уезжают же, это факт!

— Цифры, Владимир Алексеевич, цифры, и никакой романтики. По разверстке, спущенной из их центра, должно уехать в Израиль, ну, скажем, шестьдесят тысяч человек. Знаешь, сколько может произойти шуму, пока уезжают шестьдесят тысяч? Только шум им и нужен в этом случае. Кого-то не выпустили — произвол, у кого-то затянулось оформление — произвол. А бегут — предполагается — от антисемитизма. А и всего-то должно уехать шестьдесят тысяч. Ну, пусть сто тысяч. Из пятнадцати миллионов. Капля в море. Впечатление же, что повалили массами. А они все тут, только шуму много.

— Думаешь, их у нас пятнадцать миллионов?

— Точно никто не знает. Большинство ведь по паспортам считаются русскими. Не знаю. Во времена Достоевского при населении России в 80 миллионов их было три миллиона. Общее население больше чем удвоилось. Но ведь они не гибли в Соловках, во время коллективизации, голодовок, в Отечественную войну, да и в массовых лагерях. Хоть и гибли, да не столько, сколько аборигены. Пятнадцать не пятнадцать, а уж не меньше десяти миллионов у нас наберется.

Так что будьте благонадежны, Владимир Алексеевич, никуда они не уедут. Они пребудут здесь и попытаются захватить постепенно управление государственной машиной.

Чтобы расшатать современное руководство, возбудить против него широкие массы, им нужна демократия. Свобода слова, печати, отмена цензуры, по крайней мере, свобода собраний и манифестаций. Но все эти свободы всегда были лишь средством, а не целью. Смешная цель — иметь возможность встать на трибуну и произнести речь. Зачем? Ну, вот добились, предположим, такого права. Давай, давай, говори свои речи! А говорить-то, оказывается, нечего. Да уже и не нужно. Потребность говорить существует, оказывается, только в процессе борьбы за право говорить. Нет, им демократия нужна как средство к достижению цели. Цель — власть.