Последняя среда. Литература о жизни. Тема номера: Украина - [21]

хромированные крюки, на которые

вешают жертвенные радиоприемники,

и пишут кровью на стенах —

того, кто дошел до этого места, уже не остановит наш голос,

того, кто прочел эти надписи, уже не спасет ни одно учение,

идя по кровавому следу своей любви, помни

о ядовитых змеях, что лежат на дне пакетов с биомолоком.

Когда я стану мормоном,

я буду стоять с друзьями на солнечной стороне улицы,

смеяться и разговаривать о погоде:

я каждое утро вычищаю из – под ногтей кровь,

потому что я каждую ночь раздираю грудь,

стараясь вырвать все лишние сердца,

что каждую ночь вырастают во мне,

как земляные грибы.

Минздрав

В окно больницы были видны яблони.

В это лето они так прогибались под тяжелыми

дождями, что в нижних ветках запутывалась

трава.

По утрам двор был пуст.

Знаете, летом есть несколько таких дней,

нет, не то чтобы самых длинных, скорее – размытых.

Еще пара дней – и все, конечно, проходит,

а потом и, вообще, начинается осень.

Но в те дни, часов в семь

в светлом небе видны были звезды,

что тускнели и гасли.

Женщины напоминали чеченских снайперш —

как у чеченских снайперш у них

были исколотые анестетиками вены

и злые глаза.

А мужчины напоминали просветителей Кирилла и

Мефодия – как и просветители Кирилл и

Мефодий, они были в длинных халатах,

а в руках держали свои истории болезни,

похожие на первые переводные Евангелия.

Утром, когда они выходили в сад и

курили, звезды постепенно исчезали

и шелестела трава.

Блаженно имя господне, – говорил

Кирилл. – Блаженны руки его,

из которых получаем мы хлеб ежедневный.

Сестра-сучара, – переводил Мефодий

кириллицей. – Опять зажилила морфий.

Маляву писать надо, а то все без понта.

И снайперши склонялись к их ногам,

омывая стопы дождевою водой.

Есть непередаваемая стойкость в мужчинах,

что выходят на больничный двор:

всю жизнь работать на свою страну

и, наконец, получить от нее

холодный серый халат —

из рук твоих, родина, смерть хоть горька,

но желанна, как хлеб в войну.

Порой выходили сестры – плакальщицы

и просили самых крепких

вынести очередной труп.

Тогда мужчины шли,

а женщины держали в пальцах

их сигареты,

что тускнели, тускнели

и постепенно

гасли.

с украинского

Родная речь

Андрей Пустогаров

Тарас Бульба – безумец или пророк?

Пару лет назад снова отыскался след Тарасов: на экраны вышел фильм Владимира Бортко «Тарас Бульба». Начали ломаться в полемиках литературные копья, Украйна глухо волновалась. Не припомню таких по накалу дискуссий вокруг фильмов «Преступление и наказание», «Война и мир», «Плохой хороший человек», «Станционный смотритель». А ведь эти фильмы по своему художественному уровню явно превосходят произведение Бортко. Значит, дело не в художественных достоинствах или недостатках фильма, а в тексте Гоголя. Почему же этот, полуторавековой давности текст способен вызвать такие эмоции?

На поверхности лежит объяснение острыми современными отношениями России и Украины. Однако представим, что Бульба воевал со шведами в Карелии или с англичанами в Туркестане. Сильно бы изменилось отношение русского читателя к герою? Возможно, злободневность проблемы и снизилась бы, но суть осталась бы той же. Так в чем эта проблема?

Может, дело в том, что Гоголь создал русский эпос – целостную картину народной жизни, на которую до сих пор остро реагируют недоброжелатели России, а сами русские узнают в героях черты своего национального характера?

Мысль, что «Тарас Бульба» – это эпос, не нова. Вот, например, Белинский: «Тарас Бульба», эта дивная эпопея, написанная кистью смелою и широкою, этот резкий очерк героической жизни младен-ствующего народа, эта огромная картина в тесных рамках, достойная Гомера» Ну чего вам еще?

В книге «Родная речь» Петр Вайль и Александр Генис (идя вслед за В.Я.Брюсовым и др.) остроумно сопоставили батальные фрагменты «ТарасаБульбы» и «Иллиады». Процитируем: «Нагнулся, чтобы снять с него дорогие доспехи. И не услышал Бородатый, как налетел на него красноносый хорунжий» – «С рамен совлекал победитель доспехи…

Вдруг на Филида нагрянул Долопс Ламедит, илионский славный копейщик».

«Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов сильными крылами, вдруг бьет оттуда стрелой… так Тарасов сын, Остап…» – «Как орел быстропарный на добычу падает, быстро уносит и слабую жизнь исторгает – таку тебя, Менелай…».

«Вышиб два сахарных зуба палаш, рассек надвое язык» – «Зубы вышибла острая медь и язык посредине рассекла».

Есть в запорожской повести свой список ахейских кораблей, тот самый, который Мандельштам «прочел до середины»: «Один за другим валили курени: Уманский, Поповический, Каневский, Стебликивский, Незамайковский, Гургузив, Тытаревский, Тымошевский».

Есть и одноименные, как Аяксы, богатыри: «Пысаренко, потом другой Пысаренко, потом еще Пысаренко».

Есть и вариант прощания Гектора с Андромахой: «Чтоб я стал гречкосеем, домоводом глядеть за овцами да за свиньями да бабиться с женой? Да пропади она: я козак, не хочу!» Конец цитаты.

Так, значит, эпос? Ни в коем случае. Как известно, герой древнегреческого эпоса и рад бы избежать своей судьбы, да не может. Рок управляет героем. Ахилл в «Иллиаде» обречен изначально. Еще более нагляден случай Эдипа – герой хочет уйти от предопределенных ему испытаний, но тем вернее исполняет предначертание судьбы. Геракла судьба настигает в результате насланного богами приступа безумия. Есть ли что-то похожее на это в «Тарасе Бульбе»? Как говорится, с точностью до наоборот.