Последняя радиограмма - [25]
15 февраля (продолжение). …Не знаю, прочтут ли когда-нибудь эти строки. Но я решил записывать все до последней минуты, до последнего мгновения. Если есть хоть один шанс из миллиона, что люди когда-нибудь узнают о моих товарищах по походу, об их подвиге, то я обязан сделать все, чтобы воспользоваться этим единственным шансом. Это мой долг.
Нет уже больше с нами Петра Сергеевича Митрофанова, нашего парторга, самого старшего по возрасту человека на корабле, старого коммуниста, на которого я мог положиться в любую минуту.
С огромным трудом нам удалось ликвидировать аварию во втором отсеке. Молодцом показал себя Вася Сердюк. Какая воля и выдержка оказались у этого юноши!
Но положение наше снова стало отчаянным. Глубинные бомбы рвались у самой подлодки. Я думаю, только то, что мы лежали на грунте у самого пирса и немцы боялись разрушить собственные причалы, спасло нас от гибели. Не было сомнений, что врагу отлично известно наше местонахождение, но чем мы выдали себя?
Газиев предположил, что на поверхности воды появилось масляное пятно. Где-нибудь просачивается соляр. Механик доложил, что от близких взрывов бомб нарушилась герметичность топливных цистерн. Соляр всплыл на поверхность, и масляное пятно ясно обозначило место нашей лодки.
Оставаться дольше на грунте было невозможно.
— Нужно уходить, товарищ командир! — взволнованно произнес старпом. — Немедленно. Скрытно, самым малым. Попытаться выбраться отсюда.
Газиев покачал головой.
— Нам не дадут дойти даже до внешнего рейда. Масляный след потянется за нами. — Командир помолчал. — Я считаю, выход один — всплыть!
— Всплыть? Здесь, среди врагов?!
— Да. Именно здесь. У нас один путь к спасению: внезапность. Необычность маневра. Судя по шуму винтов, нас бомбят сторожевики. Крупных кораблей рядом нет. Неожиданно всплыть и вступить в артиллерийский бой! Не дать противнику опомниться и попытаться прорваться в надводном положении к выходу из бухты. Проход в минном заграждении мы знаем…
…Сейчас, записывая эти строки, я думаю, какой великолепный командир подводного флота должен был получиться из Газиева. Если существует вообще талант военачальника, то этим талантом был щедро одарен наш командир. Никакой схемы, мужество, помноженное на дерзкий расчет, неожиданные, присущие только ему решения…
Газиев повернулся ко мне.
— Согласен, комиссар?
— Другого выхода нет, — сказал я. — Здесь, на дне, нам все равно конец.
Старпом пытался еще что-то возразить, но командир резко оборвал его:
— Дать артиллерийскую тревогу! Срочно в центральный пост орудийные расчеты!
Через несколько мгновений артиллеристы были в центральном посту. От боевой рубки до зарядного погреба выстроилась цепочка подносчиков снарядов. Надо было действовать стремительно, пытаясь ошеломить противника.
Лейтенант Сердюк по указаниям акустика дал командирам расчетов примерные исходные данные для открытия огня.
— Продуть главный балласт! — приказал Газиев.
Лодка качнулась и пошла вверх.
Артиллеристы во главе с Газиевым столпились у рубочного люка. Командир, казалось, совсем забыл о своей разбитой ноге.
Со снарядами в руках стояли подносчики: моторист Никонов, электрик Плетнев, трюмный Сташинский и наш кок Цыбуля.
Лодка стремительно вылетела на поверхность. Газиев мгновенно отдраил люк. Ждать, пока уравняются давления, было невозможно. Воздух лодки выбросил командира на мостик. Газиев едва удержался за поручни, чтобы не перелететь за борт.
Комендоры в одно мгновенье оказались на верхней палубе.
Лодка всплыла с некоторым дифферентом на нос. Когда я выскочил на мостик, вода еще захлестывала нос лодки и сбегала с кормы, а стволы орудий уже разворачивались в сторону сторожевиков.
Сердюк предельно быстро подавал команды.
— Кормовое орудие к бою готово! — доложил расчет.
— Огонь!
Рявкнуло кормовое орудие. Забили пулеметы.
Газиев разворачивал лодку.
— Носовое орудие к бою готово!
— Огонь!
Расчеты работали, как никогда. Подносчики едва успевали подавать снаряды.
Гитлеровцы не сразу опомнились от неожиданности. Мы успели пристреляться, пока со сторожевиков открыли беспорядочный огонь из орудий и крупнокалиберных пулеметов.
Пули защелкали по легкому корпусу лодки. Осколок снаряда сбил защелку рукоятки замка кормового орудия. Упал, обливаясь кровью, командир расчета Чугунов.
Но в этот момент снаряд, пущенный из носового орудия, попал точно в корму сторожевика, загораживающего нам выход из гавани. Взметнулся столб воды и пламени — на сторожевике взорвались глубинные бомбы, предназначенные для нас.
Вспыхнул пожар на одном из катеров. Люди с него прыгали в воду.
Путь к выходу был свободен.
— Полный вперед! — скомандовал Газиев.
Уцелевшее орудие и пулеметы вели бешеный огонь, не давая катерам приблизиться к нам. Пламя пожара освещало суету у причала. Метались катера и шлюпки, подбирая людей.
Газиев склонился к переговорной трубе.
— Кормовые — товсь!
Там, в корме корабля, замерли торпедисты.
— Всеми аппаратами — пли!
Залп бросил лодку вперед. Невидимые в темноте торпеды помчались к берегу. Через несколько секунд новый мощный взрыв потряс бухту. Заряд четырех торпед всей своей чудовищной силой обрушился на причал и мечущиеся возле него корабли.
