Последняя ночь у Извилистой реки - [25]

Лесорубы просыпались, и на Кетчума обрушивался шквал забористой ругани.

Было у него и другое любимое развлечение. Кетчум брал сплавной багор и молотил им по стенкам спящего ванигана.

— Не открывайте дверь! Тут медведь! — орал сплавщик. — Он у меня на глазах уволок женщину. Боже, что творится!

Кленовый сироп в кастрюле достаточно подогрелся, и теперь Дэнни разливал его по графинчикам. У себя за спиной он слышал шумное дыхание одной из теток.

— Посторонись, красавчик! — хрипло произнесла женщина.

Повар в это время обмакивал банановые хлебцы в яичную глазурь. Подсобница поджаривала французские тостики, а другая, взяв лопатку, перемешивала баранье рагу.

Прежде чем отправиться на свое нескончаемое мочеиспускание, Кетчум подозвал Дэнни:

— Значит, в воскресенье, в девять утра. Напомни отцу.

— Мы обязательно приедем, — пообещал мальчишка.

— Что это за секреты у тебя с Кетчумом? — прошептала в ухо Дэнни Джейн.

Он и не заметил, когда она появилась из зала, и подумал, что опять стоит на дороге у какой-нибудь тетки.

— Мы с отцом обещали Кетчуму, что будем ждать его в воскресенье утром возле плотины Покойницы, — ответил Дэнни.

Джейн встряхнула головой. Ее коса, длиннее конского хвоста, взметнулась над ее могучим задом.

— Значит, Кетчум все-таки втравил его в это дело, — проворчала Джейн.

Козырек бейсбольной шапочки был низко надвинут, и глаз посудомойки Дэнни не видел. А на него, как всегда, скалился придурковатый вождь Уаху.

Незнакомый человек, зайди он в кухню, не заметил бы ничего особенного. Однако Дэнни и индианка привыкли к этой «кухонной хореографии». Движения изо дня в день повторялись. Повар шел, держа поднос с горячими лепешками, и подсобницы проворно убирались с его пути. Одна из них опрокидывала формы с готовыми кексами в большую фарфоровую чашу. Невзирая на солидные габариты женщин (по сравнению с работницами повар и его сын оба выглядели мальчишками), никто никого не толкал.

В проходе между плитой, где на шести из восьми конфорок стояла либо кастрюля, либо сковородка, и разделочным столом спиной к спине встретились повар и Джейн. Дэнни не однажды видел их в таком положении. Но сегодня он уловил некоторые тонкости в их «танце», на которые прежде не обращал внимания. А еще он услышал, как они обменялись короткими фразами. Когда оба находились друг против друга, Джейн намеренно прикоснулась своим необъятным задом к спине повара (Доминик был ей по плечо, и ее ягодицы упирались ему в середину спины).

— До-си-до, партнер, — сказала посудомойка.

Невзирая на хромоту, повар сохранил равновесие. Ни одна лепешка не упала с его подноса.

— До-си-до, — тихо ответил ей Доминик Бачагалупо.

Джейн обошла его и направилась дальше. Из присутствующих только Дэнни заметил этот странный танец. Наверное, будь здесь Кетчум, он бы тоже заметил. Но Кетчум стоял на дворе и, вероятно, до сих пор мочился.

Глава 3 Мир происшествий

Эйнджел Поуп сгинул под бревнами в четверг. В пятницу после завтрака Индианка Джейн отвезла Дэнни в школу, а затем вернулась в столовую.

Сегодня сплавщики укрощали бревна на подступах к плотине Покойницы. Повар с подсобницами приготовили четыре набора для ланча, два из которых предназначались сплавщикам, а два других — тем, кто разгружал лесовозы на трелевочной дороге между Извилистым и Понтукским водохранилищем.

И без гибели Эйнджела Поупа пятница бывала тяжелым днем. Всем не терпелось отдаться радостям уик-энда, хотя, как считал повар, уик-энды в Извлистом не отличались разнообразием. Бесконтрольное пьянство и обычные сексуальные оплошности, «не говоря уже о последующем замешательстве и стыде». Этот набор мудреных слов Дэнни Бачагалупо постоянно слышал от отца. С точки зрения Доминика, пятничные ужины были самыми прихотливыми. Многие франкоканадцы считали себя ревностными католиками и мяса по пятницам не ели. Для них повар готовил рыбную пиццу. А для тех, кто не относился к числу «пожирателей макрели» (большинство сплавщиков, рабочие лесопилки и, конечно же, Кетчум), рыбная пицца была скудной едой.

Довезя Дэнни до школы, Джейн заглушила мотор и слегка хлопнула мальчика по плечу. В лучшем случае удары школьной шантрапы приходились по этой части тела. Разумеется, удары более взрослых оболтусов были сильнее и больнее, и били его не только по плечам.

— Подбородок опусти, плечи расслабь, локти не расставляй, а ладони держи вблизи лица, — наставляла его Джейн. — Сделай вид, будто хочешь ударить по морде, а сам бей эту шваль прямо по яйцам.

— Знаю, — ответил ей Дэнни.

Он еще в жизни никого не ударил: ни по лицу, ни тем более по яйцам. Наставления Джейн обескуражили его. Наверное, эти советы исходили от констебля Карла. Впрочем, индианку никто не бил, за исключением самого полицейского. По мнению Дэнни, никто бы и не осмелился сцепиться с такой крупной женщиной. Возможно, даже Кетчум крепко бы подумал.

Дома Джейн всегда целовала Дэнни: и когда уезжала, и когда приезжала, и среди дня. Но в Париже она себе такого не позволяла, ограничиваясь легким похлопыванием по плечу или вообще словесным пожеланием удачи. Если бы юное отребье Западного Даммера увидело, как Индианка Джейн поцеловала Дэнни, ему бы от них досталось пуще прежнего. Но в эту пятницу, сидя в кабине ее пикапа, мальчишка на время забыл, где они находятся. Он ждал, что Джейн поцелует его. А еще ему хотелось задать ей какой-нибудь вопрос насчет матери.