Последняя ночь «Титаника» - [62]

Спускался ли в шлюпке мужчина под видом женщины? В качестве того знаменитого мужчины, который в женской одежде покинул «Титаник», автору при сборе материалов для этой книги были конкретно названы в общей сложности четверо пассажиров первого класса. Нет ни малейшего основания, однако, считать их виновными в этом прегрешении, к тому же имеются многочисленные данные, свидетельствующие о противоположном. Например, исследование вопроса дает основание полагать, что одному из этих пассажиров отомстил злопамятный репортер, которого не очень церемонно оттерли в сторону, когда он пытался взять интервью. Другой пассажир, активный участник политической борьбы у себя в городе, стал мишенью для клеветы со стороны оппозиции. Еще один оказался жертвой светских сплетен; он, однако же, покинул «Титаник» раньше, чем это сделала его жена. В поисках более крупных фигур никто не обратил внимания на пассажира третьего класса Дэниэла Бакли, который сам признался, что он надел на голову женскую шаль. Это был всего-навсего бедный испуганный паренек-ирландец, и его признание никого не заинтересовало.

На все загадки «Титаника» никогда не будут получены ответы, которые можно было бы с уверенностью назвать правильными. Единственное, что можно сделать в такой ситуации — это тщательно взвесить все свидетельства и высказать свое частоте мнение, хотя многие не согласятся с ним и, возможно, будут правы. Только очень опрометчивый человек мог бы вообразить себя верховным арбитром в споре о том, что действительно произошло в ту невообразимую ночь, когда затонул «Титаник».

Послесловие автора

«Титаник» был настолько велик и имел на борту так много людей, что эта книга, по сути дела, является рассказом о последней ночи небольшого города. Рассказать обо всем, что произошло на нем за эту ночь, невозможно; для того, чтобы соединить в единое целое один только фрагмент общей картины, потребовалось содействие сотен людей.

Многие из них были на «Титанике». Мною разыскано 63 человека, спасшихся с этого судна, большинство из которых сравнительно неплохо дожили до наших дней. Эта группа оказалась очень удачным для автора конгломератом богачей и бедняков, пассажиров и членов экипажа. Но есть мне кажется, два качества, общие для них всех. Во-первых, все они прекрасно выглядят, словно, пережив это тяжелейшее испытание, они впоследствии легко преодолели все другие житейские невзгоды и теперь спокойные, умиротворенные, потихоньку стареют. И во-вторых, они удивительно отзывчивы, как будто, убедившись воочию, на какое беспредельное великодушие способен человек, они теперь считают просто унизительным любое проявление эгоизма.

Ничто не кажется им слишком обременительным, ничто не считают они за хлопоты. Руководствуясь единственной целью — помочь мне лучше представить общую атмосферу этой последней ночи, — многие из переживших крушение «Титаника» снабдили меня информацией, выходящей далеко за рамки содержания этой книги.

Вот несколько примеров. Миссис Ноэль Макфай (на «Титанике» она была еще графиней Ротис) рассказывает, как, обедая с друзьями в ресторане через год после крушения, она вдруг почувствовала холод и сильнейший ужас — ощущения, которые у нее всегда ассоциировались с «Титаником»; в первый момент она не могла осознать причину их внезапного возникновения, но потом догадалась: оркестр в ресторане играл «Сказки Гофмана» — послеобеденную музыку в ту злополучную ночь на «Титанике».

Мисс Джордж Дарби — на «Титанике» она еще была Элизабет Най — также внесла в общую картину весьма трогательный дополнительный штрих, рассказав, как в то воскресенье рано вечером похолодало, и она с несколькими другими пассажирами второго класса, собравшимися в столовой, принялась петь церковные гимны, последним из которых оказался гимн «За тех, кто в море».

А миссис Кэтрин Мэннинг — тогда еще Кэйти Гилнаф — живо передает беззаботное настроение молодых людей из третьего класса, когда рассказывает о веселой вечеринке, устроенной в ту самую последнюю ночь. В разгар веселья появилась крыса, перебегавшая из одного угла в другой; парни погнались за ней, а девушки завизжали от испуга. Затем вечеринка возобновилась. Красивые глаза миссис Мэнниг до сих пор загораются, когда в ее памяти оживают смех и звуки волынок, когда она вспоминает, как ей — хорошенькой ирландской девчушке — было тогда славно и весело ехать в Америку.

Как правило, большинство пассажиров рисуют те картины жизни на борту «Титаника», которые прочно запали им в память и приобрели свойство навязчивых воспоминаний. Это чувствуется, когда миссис Г. Дж. Мешерль (тогда она еще была миссис Алберт Колдуэлл) вспоминает суматоху отъезда из Саутгемптона; когда Викторин Перкинс (тогда Ченсдоусон) рассказывает о 16 сундуках семейства Райерсонов; когда мистер Спенсер Силвертон вспоминает о том, как приятно ему было обедать воскресным вечером в кругу других коммивояжеров; когда Маргерит Шварценбах (тогда Фролишер) описывает скромный ужин в каюте ее родителей и свою первую — после длительного приступа морской болезни — робкую попытку немного поесть.

Воспоминания членов экипажа тоже относятся к категории навязчивых. Это чувствуется, когда кочегар Кемиш описывает грубоватый дух товарищества, царивший в котельных отделениях, и когда массажистка Мод Слоукум вспоминает о своих отчаянных попытках навести в турецких банях надлежащий порядок: во всех уголках и закоулках этих бань непрестанно обнаруживались то недоеденные бутерброды, то пустые бутылки из-под пива.