Последняя ночь на Извилистой реке - [194]

Норма Шесть и так сдерживалась все утро. Но ее терпение было на исходе. Герой через дверку тоже отправился в собачий загон, считая, что уж лучше выяснять отношения с немецкой овчаркой, чем находиться рядом с Пам.

Неудивительно, что, когда троица вернулась, Кетчум увидел свое «замечательное животное», своего страдальца Героя в одном загоне с собаками Нормы Шесть (включая и ее непредсказуемую немецкую овчарку). Вывод напрашивался сам собой: Пам просто забыла о Герое, если не сказать, наплевательски отнеслась к его, Кетчума, просьбе.

— Ведь все утро проторчала у своего дерьмового ящика. Приклеится к любой дряни — не оторвать. А пес — хоть сдохни, — выдал критическую тираду Кетчум.

Дэнни вздохнул, выразительно глядя на Кармеллу.

— Кетчум, ну почему тебе обязательно нужно скандалить? — спросил он. — Будь ты поласковее с Нормой Шесть. Я думаю, что тебе стоило бы на ней жениться или хотя бы попытаться снова жить вместе.

— Христозапор! — рявкнул Кетчум, в сердцах хлопнув дверцей пикапа.

Собаки Пам тут же залаяли. Стоический пес Герой оставался молчаливым.

Из кухонного отсека трейлера вышла Норма Шесть.

— Страна подверглась нападению! — закричала Пам. — Все самолеты на земле. Только Буш болтается на своем «борту номер один». Видно, ищет, куда бы спрятаться. Трус! Все израильтяне отправились домой, защищать свою страну! Это начало конца света! — во всю глотку орала Норма Шесть. — А ты, капризная задница, только и можешь, что злить моих собак!

— И мне — жениться на ней? — спросил Кетчум, поворачиваясь к Дэнни. — С какой это стати мне менять покой на жизнь с нею? Тебе бы понравилось, если бы женщина постоянно встречала тебя вот в таком состоянии?

— Это же правда! — стонала Норма Шесть. — Кетчум, иди, взгляни сам! Они всё показывают по телевизору!

— Ах, по телевизору! — повторил Кетчум, подмигивая Кармелле, что явно подвинуло Норму Шесть на последнюю грань терпения. — Раз это показывают в ящике, значит — самая правдивая правда.

И Кетчум, и Норма Шесть совсем забыли, где они находятся. Трейлерный парк «Опилочная аллея» хоть и назывался так, но был вполне ухоженным и добропорядочным местом. Их перепалку слушали матери, сидящие дома с маленькими детьми, слушали пожилые люди, вышедшие на пенсию, а также парочка оболтусов, решивших сегодня прогулять школу, о чем их работающие родители даже не догадывались.

Кетчум тоже не догадывался о том, сколько ушей слушали его «обмен любезностями» с Пам. Дэнни и Кармелла не были готовы к разнообразию мнений среди обитателей трейлер-парка. Эти люди все утро не отходили от телевизоров. Тонкие стенки трейлеров позволяли им переговариваться, комментируя события. Естественно, каждый имел свое мнение; не всем, но некоторым казалось, что они являются свидетелями разворачивающегося Армагеддона. И вдруг является этот известный горлопан Кетчум (а бывшего сплавщика в Эрроле знали практически все) и смеет сравнивать документальные репортажи с какими-то дурацкими сериалами. Да где он болтался все это время, если ничего не знает?

— Кетчум, ты что, вправду ничего не слышал? — спросил его старик.

Старик был тощим, сгорбленным. Невзирая на теплый сентябрьский день, он надел черные с красными полосами шерстяные охотничьи шаровары, которые едва держались на подтяжках. Скорее всего, верхняя часть тела у него не так мерзла, поскольку старик был в грязноватой белой майке.

— Никак ты, Генри? — спросил Кетчум.

Этого пильщика он не видел с тех самых пор, как в Париже сломали лесопилку, что было за несколько лет до бульдозера.

Генри поднял костлявую левую руку. На ней не было большого и указательного пальцев.

— Да, Кетчум, это я. Знаешь, что это? Это война на Ближнем Востоке, между мусульманами и евреями. Только началась она здесь.

— Она давно началась и не здесь, — возразил Кетчум. — Что вообще происходит? — рявкнул он, обращаясь к Норме Шесть.

— Спохватился! А я о чем тебе долдонила? — крикнула в ответ Норма Шесть.

— Атаки террористов, — объяснила молодая женщина с младенцем на руках. — Все аэропорты в опасности. Их закрыли.

Двое братьев-подростков, прогулявших школу, стояли босые, в одних джинсах и без рубашек.

— Сотни людей погибли. Может, даже тысячи, — сказал один из мальчишек.

— Они выпрыгивали из небоскребов, — добавил второй.

— Президент исчез, — сказала женщина с двумя маленькими детьми.

— А вот это хорошая новость! — обрадовался Кетчум.

— Да никуда он не исчез. Мотается на своем самолете между военными базами, — возразила Норма Шесть.

— Возможно, это сделали евреи, чтобы мы думали, будто это сделали арабы, — заявил молодой парень на костылях.

— Похоже, мальчик, у тебя не ноги хромают, а мозги, — сердито бросил ему Кетчум. — Христозапор! Я должен сам взглянуть в этот чертов «ящик»!

(Хотя Кетчум и обзавелся телефоном и даже телефаксом, он, наверное, оставался единственным жителем Эррола, у кого не было телевизора.)

Все потянулись на кухню Нормы Шесть. Кроме Кетчума, Дэнни и Кармеллы туда отправился и старый пильщик Генри, потерявший два пальца на левой руке, и обе молодые мамаши с детьми.

Парень на костылях поплелся к себе. Подростки остановились у сетки собачьего загона. Обменявшись любезностями с псами Нормы Шесть, один сказал брату: