Последняя любовь Казановы - [23]

– А было хотя бы раз в вашей жизни так, мсье, что вы любили с настоящей страстью, а не ради развлечения или из тщеславия?

– Я всегда любил со страстью.

– Да полно! Количество ваших любовных приключений едва ли не соответствует списку, который Дон Джованни составил для Лепорелло.

– Ma in Ispagna son gia mille e tre,[14] – прошептал Казанова, прежде чем добавить с улыбкой, – этот донжуан в любви был настоящим чудовищем, с которым меня не стоит и сравнивать. Он соблазнял всех без разбора, лишь бы то была юбка, применял насилие к тем, кто сопротивлялся, и убивал тех, кто пытался напомнить ему о таком понятии, как честь. Что же до удовольствия, которое обычно дают или получают, этот безумец не имел о нем ни малейшего представления, слишком занятый тем, как найти наикратчайший путь в ад. Дон Джованни – распутник, заботящийся лишь о том, чтобы бравировать по поводу божеского гнева, которого он на самом деле боялся. Это изувер вроде тех ужасных мистиков, которые ищут спасение в страдании. Любовь для них лишь пытка, которой они подвергают других или самих себя.

– А вы сами разве никогда не испытывали страха перед Богом?

– Я предпочитал любить Его в себе, полагая, что во мне есть что-то от Его совершенства, и в тех созданиях, которых па счастье или на беду я по Его воле встречал на своем пути.

– Ну, хорошо, мсье, а не случалось ли так, что одно из этих созданий принесло вам однажды гораздо больше счастья или, напротив, более поводов для огорчения, чем все остальные?

– Однажды я имел несчастье встретить в Лондоне наиболее испорченную и порочную из женщин, кого когда-либо носила земля. Я написал о совершенных ею преступлениях в одной из глав своих «Воспоминаний», которую, если пожелаете, дам вам почитать. Но избавьте меня от того, чтобы рассказывать об этом, ибо я до сих пор не в состоянии воскресить в памяти это гнусное существо без того, чтобы не испытать досаду и страдание так же живо, как в самый первый день!

Хотя мадам де Фонсколомб и была сильно заинтригована этим заявлением, она не решилась настаивать. Ведь нам гораздо больше нравится вспоминать счастливые мгновения жизни, чем извлекать из памяти наши горести, потому-то и ностальгия относится скорее к чувствам, основанным на радости, а не на страдании. А старая дама хотела услышать от Казановы воспоминания именно о самых счастливых событиях. О них-то он и обещал поведать ей после обеда.

– Мне было тогда двадцать четыре года, и я остановился в Сезене. Этот городок расположен в двух днях езды от Венеции, которую мне пришлось покинуть из-за одной неприятности. Вообще-то я направлялся в Неаполь, где рассчитывал повидаться с некоей девицей, с которой у меня в недавнем прошлом был роман. По своему обыкновению я путешествовал, останавливаясь то здесь, то там. Красивый шиньон или прелестная фигурка, как правило, были достойным поводом задержаться в каком-либо городке, впрочем, лишь для того, чтобы вскоре уехать оттуда навсегда.

Я уже собирался покинуть этот маленький городишко, в котором провел несколько дней, поскольку считал, что, в сущности, попробовал всего понемногу из того, что он мог мне предложить по части любовных связей и развлечений. С собой у меня была лишь небольшая кладь, ибо, отправляясь в дорогу, я не считал нужным прихватывать огромные сундуки со своим прошлым. И в тот момент, когда я уже собирался покинуть гостиницу, почти у самой моей двери послышался невероятный шум.

Я вышел, чтобы посмотреть, в чем дело. У входа в дом толпилась шайка сбиров,[15] а сидящий посреди помещения на кровати приятного вида господин кричал на этих проходимцев на латыни так, что слушать его было сущим наказанием Господним. Попутно доставалось и находившемуся здесь хозяину, который самым злодейским образом открыл этим мерзавцам входную дверь.

Желая разобраться в ситуации, я спросил у хозяина, что происходит. «Все очень просто, – пояснил мне этот плут, – мужчина в кровати – венгерский офицер, который, по-видимому, говорит только на латыни. Он тут улегся с одной девицей, а тайные агенты епископа явились, чтобы выяснить, его ли это жена. Если она его жена, то нужно, чтобы он подтвердил это, показав им какое-нибудь свидетельство. А если нет, то, скорее всего, его отправят в тюрьму вместе с девчонкой».

– Этот городишко, о котором вы говорите, – Сезен, без сомнения, принадлежал папе, ибо только в его владениях могла происходить такая глупость, чтобы сажать в тюрьму мужчину и женщину, единственное преступление которых состояло в том, что они спали в одной постели, не будучи мужем и женой, – уточнила мадам де Фонсколомб.

– Сезен действительно находился под властью папы, и действительно двое людей имели право спать в одной постели, если были женаты или одного пола. Любить друг друга могли лишь супруги или священники, да еще молодые люди, находившиеся на содержании последних.

– Преувеличенное внимание к добродетели явно противоречило самой природе и способствовало особенно сильной развращенности, – заметила в свою очередь старая дама. – Но послушайте, этот ваш венгерский офицер спал с молодой девушкой или с молодым аббатом, с которым он обменивался любезностями при помощи латыни и предавался апостольским наслаждениям?