Последняя командировка - [3]
— Последнее время я чувствую себя как-то странно. Не то я старею — словно сдвиг какой-то произошел, связанный с моим пятидесятилетием, — это в общем, а минутами я чувствую себя таким молодым, каким не был уже давно. И все эти перемены — вдруг. Посмотри, Женя, как светится небо, зеленеет и горит вон, над мостом… И мне вспоминается что-то хорошее и далекое… Потянуло к странствованию, право. В те края, где когда-то, много лет назад, я был счастлив, ну, от молодости все тогда казалось мне необыкновенным… А то — тоска. Точно кто жилы из меня тянет, точно щекочет кто-то внутри… И опять же тянет странствовать. Прожил пятьдесят лет, ничего путного не сделал и спохватился, понимаете? Ты, Женя, понимаешь?..
Женя слушала сочувственно, лицо ее было серьезным и немного тревожным. Лицо Татьяны — неподвижным. Она только немножко таращила глаза, чтобы хорошенько разглядеть это существо, приходившееся ей родней. Она презирала его разглагольствования, его манеру говорить, откровенности его — все ей претило. Резко отодвинув стул, она встала из-за стола:
— Я пошла, Женечка. У меня просто голова разболелась. — И вдруг с искусственной любезностью улыбнулась, показав прекрасные зубы: — Я вам советую, Дима, заняться мемуарами. — Она расхохоталась неожиданно пронзительным смехом.
Женя кивнула:
— Может быть, и правда… У тебя такая интересная жизнь…
— Ну, где там… Лепил, рисовал, продавал и в дом тащил… Сходил с ума, если меня задевали в газетах или сплетню какую услышу. Расцветал самодовольством от всяческой похвалы и не отличал ее от лести… Сколько праздной болтовни, головных болей от вина или оттого, что кто-то не поздоровался, не так приняло начальство. Комплименты секретаршам… И, наконец, успех, бесспорность каждой работы, и не опасны секретарши… И нет надобности заниматься иллюстрациями. И все…
— Господи, что ты говоришь? Разве в этом была твоя жизнь? Зачем лжешь на себя? А творчество? А твоя общественная деятельность? Работа с молодежью, выступления, выставки, поездки за границу. А я? А сын? Все это ничего не стоит? Стыдно, Дима… Чего тебе не хватает? В чем ты можешь себя упрекнуть?
Татьяна, остановившись в дверях, слушала с неопределенной улыбкой. Рекс терся о ее колени.
— Я и сам не знаю, — вздохнул Дмитрий Николаевич. Возбуждение его падало.
— Знаешь, есть такое выражение «беситься с жиру», — сказала Татьяна и вернулась. Она подошла к Дмитрию Николаевичу почти вплотную: — Подумайте о жене и о сыне. Вы всегда думали и теперь думаете только о себе. Взгляните на Женю, на что она стала похожа? Она — старуха. Она полна тревоги за сына, который работает на фабрике как простой рабочий. В ваших возможностях было устроить мальчика в университет. Но вы — самодовольный эгоист и ханжа…
— Таня, перестань сейчас же…
— …и ханжа. Вы не пожелали этого сделать. Способный мальчик со слабым здоровьем, интеллигентный мальчик торчит на мебельной фабрике. А Женя не спит все ночи от тревоги… И если вы хотите жить для людей, подумайте прежде всего о своих близких. Да, вы очень много верного сказали о себе. Вы суетны и тщеславны, вы прожили дурную жизнь. Вы снимали сливочки, вы рвали цветочки, а Женя «создавала вам условия». Она работала, она кормила вас, когда вам пришла дурацкая мысль опять учиться.
Она всплеснула руками:
— Ну что за жизнь? Общежитие, скверные буфеты, к концу месяца — ни гроша. Стыдно… «Вот Дима кончит», «Дима такой талантливый». И Дима кончил, получил прекрасную профессию — сам ее избрал, никто не навязывал. Комнату дали. Оба работаете — жизнь начинается. И вдруг — не знаю, как это назвать: безумие, психоз или самодурство? — «не хочу быть архитектором, я художник, ваятель…» И вы, позволив Жене себя содержать, снова начинаете учиться, а Женя работает.
— Татьяна! Замолчи, ради бога! Все правильно было… Перестань…
Какое там! Протесты Жени только подливали масло в огонь.
— Комнату вы обратили в конюшню: глина, гипс, нечем дышать от этой белой вонючей пыли, которая стоит в воздухе. Опять стипендия, столовки… Женя месит вам глину. Да, да, я видела это сто раз — Женя, высокоодаренный человек, месит глину, стирает халаты. Она не выпускает из рук ведра и тряпки. Все руки в трещинах, кашляет, ни одного приличного платья. Она к тому же еще и не работает, а она ведь тоже архитектор, но у нее нет вашей пробивной силы и, кроме того, она ваша служанка…
Никто не слышал, как скулил Рекс, жалобно поглядывая на хозяев; не слышали, как пришел сын, открывший дверь своим ключом. Игорь, не раздеваясь, стоял в передней. Лицо у него было усталое и несчастное: «Ссорятся». Дома последнее время было нехорошо. Воздух был напряженным и тяжелым.
Игорь, не понимал, что случилось, но атмосферу недовольства чувствовал, и она подавляла его.
— Вы кончили? — спросил Дмитрий Николаевич, когда Татьяна замолчала наконец. Бог знает каких трудов ему стоило сохранить спокойствие.
— Да, — сказала она надменно. Она глядела победительно — никто не мог ее опровергнуть: все, что она говорила, было правдой.
— Прошу вас уйти и более нашего дома не посещать, — сказал Дмитрий Николаевич тихо. Он побледнел, у него дрожали руки и колотилось сердце.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.