Последняя картина Сары де Вос - [46]

Питер говорит:

– Скажите служителю гильдии, что я предлагаю за картину сто гульденов, а также молчание.

Аукционист останавливается, смотрит в окно.

– Ваши комиссионные за сделку – десять процентов, – говорит Питер. – Думаю, вы понимаете, что это щедрое предложение.

– Двадцать, – ровным голосом отвечает аукционист, глядя на амстердамские крыши. – За двадцать процентов, сударь, я добуду вам эту картину.

Питер понимает, что выдал свою заинтересованность и аукционист почувствовал свою власть. Он молча кивает. Аукционист исчезает в коридоре, Питер слышит его шаги на лестнице. Смотрит в окно на улицу: там аукционист совещается с представителем гильдии. Через несколько мгновений появляется женщина в длинной накидке с капюшоном, лицо у нее бледное и скорбное, в руках корзинка. Аукционист передает мешочек с деньгами служителю гильдии, тот, переминаясь с ноги на ногу, что-то говорит женщине. Потом они что-то обсуждают втроем, женщина смотрит вниз. В какой-то момент служитель гильдии задирает голову, женщина тоже поднимает взгляд. Краткий миг Питер смотрит прямо ей в лицо, видит сощуренные от света глаза. Он не знает, видит ли она его за бликующим стеклом.

Сидней Август 2000 г.

Двое мужчин в моторной лодке везут на Скотланд-Айленд холодильник. Элли наблюдает за ними с веранды, глядя поверх деревьев в бинокль. На пристани небольшая толпа глазеет на разворачивающийся спектакль. Чей-то отец или дядя поскупился оплатить грузовой катер. Голландские ящики открыли несколько дней назад, и Элли ждет, что ее жизнь расколет пополам телефонный звонок. Это может быть звонок от Макса Калкинса, от Марти де Гроота или от Хелен Бёрч, музейного реставратора-исследователя.

В нынешней деликатной ситуации Макс решил проверить все три картины де Вос – две голландские и ту, что привез Марти де Гроот. В телефонном разговоре Макс сказал Элли: «Сравним и сопоставим заявленные сведения с фактами». Голос был спокойным, академичным. А у Элли при мысли о Марти де Грооте, входящем в галерею, во всем теле как будто отдавались удары молота. Макс сказал, что, получив на руки результаты, сам свяжется с владельцем подделки и организует возврат картины.

– Давайте я этим займусь, – предложила Элли. – Я чувствую себя отчасти виноватой.

Но Макс, оставив ее предложение без внимания, продолжал заговорщицки:

– Они воспримут это как личную обиду, Элли, так всегда бывает. Что если обе лейденские картины подделки? Представляете, какой это позор для музея? Или, боже упаси, выяснится, что мистер де Гроот привез фальшак?

Хелен Бёрч занималась картинами уже несколько дней. Она ветеринар из маленького городка, степень по искусствоведению получила после мучительного развода и единственная в музее носит лабораторный халат. Говорят, что Хелен не интересуется живописью как таковой, только результатами своих исследований. Ее вызывают, как эксперта по баллистике, изучить полотно под микроскопом, в рентгеновских и ультрафиолетовых лучах, провести спектроскопию. Элли несколько раз приходилось иметь дело с Хелен, и она всегда уходила со странным чувством, что та ошиблась в выборе призвания, что ей бы не реставратором стать, а ооновским инспектором вооружений.

Двое с холодильником добрались до середины залива, где волны самые сильные. Тот, что пониже ростом, выжимает из мотора максимальную мощность. Выглянуло солнце, пронзительный звук мотора разносится над водой, окруженной песчанистыми обрывами. Моторка осела совсем низко, и Элли в бинокль видит, что второй мужчина, тот, что выше ростом, близок к отчаянию.

Ей хочется верить, что, если бы не свинцово-оловянистая желтая, ее подделку сочли бы авторской копией – достаточно распространенная практика в семнадцатом веке, когда почти в каждой мастерской было множество подмастерьев. Однако всякий, хоть сколько-нибудь знакомый с биографией де Вос, знает, что она была отлучена от гильдии и вряд ли копировала собственные работы. Даже упаковщики знают теперь про две картины, планету и ее спутник. Кью и его сотрудники называют предстоящую выставку «Голландские двойники». Каждый куратор, рабочий и реставратор убежден, что кого-то ждет позор – либо богатого американца, либо заносчивого голландца с его роскошными ящиками.

Элли заходит в дом, наливает себе бокал вина и снова выходит на веранду. Ее мысли возвращаются к Саре де Вос и картине с похоронами – «Зимнему пейзажу с процессией, идущей за детским гробом». Эти мысли – подводное течение ее страха. Картина не только означает, что Сара де Вос прожила больше, чем указала Элли в публикации, но и ставит под сомнение всю теорию о карьере художницы. Элли в своей книге утверждала, что «На опушке леса» – пик творчества де Вос, момент озарения, после которого та бросила писать. Она предполагала, что смерть дочери высвободила что-то в душе Сары, страшное горе огнем выплеснулось на полотно. Элли думалось, что это в каком-то смысле опустошило художницу, не позволило ей жить дальше. В конце концов, других картин не было. Элли не утверждала, что «На опушке леса» – плод исторической случайности, но что-то такое подразумевалось. Но если есть другая картина, значит было возрождение и художница продолжала совершенствоваться в мастерстве.