Последняя кантата - [3]

Дочь лионского банкира и венецианской принцессы, она унаследовала от отца чувство своей незаурядности и равнодушие, а от матери — отсутствие предрассудков и страстность.

Джованна Форцца вскоре после своего замужества выказала желание покинуть Лион, где ее супруг Жорж Пикар-Даван управлял банком, носящим его имя, и вернуться в Венецию. Мсье Пикар-Даван, сославшись на то, что ему трудно будет управлять банком из-за границы, эмигрировать отказался. Привязанность к лагуне, к Морской таможне, к площади Сан-Марко — ко всему вместе — была настолько сильной, что принцесса покинула мужа. Ему удалось оставить маленькую Летисию у себя, но при условии, поставленном матерью, что девочка будет носить фамилию Форцца.

Летисия надела длинное темно-синее платье, затянутое в талии, белоснежный воротник которого отлично подчеркивал черноту ее волос. «Вечер с Лиссаком, старушка, — это не шуточки». Она сдвинула китайскую ширму, прошла через свою «творческую мастерскую» к старинному «Бёзендорферу»,[10] единственному черному элементу, которому дозволено было наряду с ее волосами выделяться на сочетании пастельных и тусклого белого цветов.

Сев за пианино, Летисия начала играть Итальянский концерт Баха, играть немного в более быстром темпе, чем указано в партитуре. Не прерывая игры, она обвела взглядом свое жилище. Американская кухня была в образцовом порядке; в гостиной с глубокими белыми кожаными диванами и длинным низким японским столом царил художественный беспорядок, как раз в меру; книги начинали переполнять сделанные на заказ шкафы, но ведь такова судьба всех настоящих библиотек. «Ночную зону» скрывали две китайские ширмы. И лишь один «рабочий» угол оставлял желать лучшего — около пианино стояли чертежный кульман, на котором лежал большой лист нотной бумаги, и широкий письменный стол в стиле Людовика XVI с партитурами, книгами о композиторах и музыковедческими трудами.

На середине Итальянского концерта она прервала игру нестройным аккордом и направилась к письменному столу. Там она разобрала на стопки книги, положив некоторые вопреки логике вместе: «Искусство шумов»[11] Луиджи Руссоло оказалось рядом с крайне ортодоксальным «Курсом гармонии» Франсуа Базена. В порыве вдохновения она вдруг кинулась к нотной бумаге, чтобы записать несколько тактов на нотном стане.

У входной двери прозвенел колокольчик, но Летисия не двинулась с места. Лишь после третьего звонка решила, что пора открыть: она закончила записывать тему.

— Добрый вечер, Паскаль, как дела?

— Добрый вечер, Летисия. А я уже думал, что вас нет дома. Звонил несколько раз.

— Несколько раз? Извините меня, я не слышала. Я записывала партию гобоя.

— Главное, что вы не забыли про наш вечер.

— Конечно, нет. Но не стойте же у порога, проходите.

Паскаль де Лиссак вошел в квартиру, и ему стоило усилий скрыть свое любопытство. Заместитель директора одного из подразделений Министерства культуры, он встречался с творческими личностями исключительно в своем кабинете, так как оберегал себя от постоянных обвинений в пристрастности при выделении многочисленных субсидий, которыми распоряжался.

С Летисией было несколько иначе. Он познакомился с ней на одном обеде у их общих друзей и сразу же поддался ее обаянию, хотя и спрашивал себя, разумно ли это увлечение, принимая во внимание два затруднительных обстоятельства: а) она творческая личность, б) она на десять лет моложе его.

Летисия тоже не осталась безразличной к молодому мужчине. Довольно высокий, стройный, с лицом, которое то и дело озаряла улыбка, в небольших очках в золотой оправе, он выказал незаурядную образованность и блестящее чувство юмора.

— Итак, Паскаль, куда вы поведете меня сегодня вечером? На что-нибудь, что пользуется бешеным успехом?

— Да. В театр Нантер Амандье. Они возобновили «Шесть персонажей в поисках автора».

— Пиранделло я знаю наизусть. А больше ничего вы не можете предложить?

— Совершенно новый спектакль: актеры — любители.

— Надеюсь, не вы их субсидировали?

— Нет, им удалось добиться помощи от Министерства труда.

— Любопытно! Таким же образом вы смогли бы отделаться от доброй доли просителей: спектакль «В ожидании Годо»[12] мог бы послужить аллегорией экономической темы и получить субсидию, естественно, от Министерства финансов…

— О, мысль заслуживает рассмотрения, но я не хочу совсем лишаться своего денежного фонда. Назойливые просители оправдывают мою заработную плату. Практически мы все зависим от Министерства культуры. Но давайте лучше поговорим о вас: чему предназначена партия гобоя, которую вы сейчас упомянули?

— Она входит в мое первое произведение. Оно для семи инструментов, которому я дам номер: сочинение номер один.

— И как вы его назовете?

— Очень просто: «Септет, сочинение номер один». Главное — в названии ничего романтического…

— Ах, как жаль! — вздохнул Паскаль с притворным огорчением. — Не «Фантастическая симфония», как у Берлиоза. Не «Ночь на Лысой горе», как у Мусоргского! С современными композиторами мы утратили страстные романтические названия…

— О нет! — возразила Летисия. — В легком жанре некоторые еще увлекаются этим. Но они, пожалуй, прибегают к несколько эзотерической поэзии, китайской, не знаю уж какой еще… На их фоне Малларме