Последняя граница - [38]
Мастерсон слез со стойки среди одобрительного воя, в котором потонули отдельные выкрики недовольных, желавших отправиться немедленно. Бóльшая часть присутствующих почувствовала облегчение, узнав, что до утра ничего решительного предпринято не будет.
Толпа в «Длинном суку» растаяла, многие перешли в другие салуны. Техасский скотовод, ненавидевший индейцев так, как только могут их ненавидеть техасцы, трижды бесплатно угощал виски всех присутствующих, шулер Роудей Кейз – дважды. Начались танцы, игра в карты. Уполномоченные отправились в заднюю комнату, и запись желающих вступить в ополчение началась.
Участники ополчения нервничали, суетились, возмущались. Накануне их было почти триста, а сегодня утром не насчитывалось и сотни. Состав также изменился. Исчезли мелкие фермеры и мелкие владельцы ранчо, а также семейные. И произошло это всего лишь за какие-нибудь десять часов. Одно дело – выступить против индейцев после нескольких стаканов виски, нескольких речей, в общем порыве очистить страну от заразы, и совсем другое – отправиться в поход и быть убитым при ярком и трезвом свете утра. Не лучше ли было бы разойтись по домам, не покидать насиженного местечка, а загнать скот в хлев и закрыть ставни? В случае же появления индейцев – сражаться с ними на своем собственном клочке земли.
Другой причиной, охладившей всеобщий пыл, было появление старика Фуллера. Он не только не был убит, согласно слухам, но, наоборот, полон жизни и энергии. Вооружившись старинным шарповским ружьем, он горел желанием уничтожить хоть нескольких шайенов на свой страх и риск. Когда его спросили о битве, в которой он якобы пал, то он признался, что бой действительно был, но не у него на ферме, а между войсками и шайенами где-то на Медисин-Лодж-Ривер. Об этом ему мало известно, но он слышал, что индейцы направляются к Доджу. Поэтому-то он и явился сюда.
Это еще больше охладило граждан. Если Фуллер не убит, то возможно, что слухи о десятке других смертей также вымысел. В результате дезертирство среди ополченцев увеличилось. А затем кучка техасских ковбоев отыскала метиса Микки, слабоумного, безобидного индейца, под прилавком в универсальном магазине Бриггса. Он был совершенно безвреден, кроток, как кролик, боялся собак и готов был выполнять самую грязную работу. Он не только не общался с шайенами, но смертельно боялся индейцев и всегда избегал их.
И вот техасцы выволокли его, облили креозотом, который украли на товарной станции, и, желая выразить свое презрение к нему, повесили за одну ногу на телеграфном столбе, вместо того чтобы линчевать, как они линчевали бы белого. Затем они поскакали по Фронт-стрит и, дав несколько залпов, удалились, раньше чем несколько более разумных граждан раздобыли лестницу и, перерезав веревку, сняли Микки. Тот был едва жив, а прилив крови к его уродливой голове вызвал шок. И вот он лежал, силясь улыбнуться Бату Мастерсону, который явился слишком поздно. Бат знал Микки уже много лет. И теперь он ругал техасцев и клялся, что убьет их при первой же встрече. Невзирая на свою хвастливую храбрость, техасцы, зная Мастерсона, во время убрались из города, а шерифа понемногу удалось утихомирить.
Это событие также увеличило дезертирство из ополчения.
Уайт Эрп плюнул на все это дело и отправился в контору Мастерсона делать свои бумажные стрелки. Шериф объявил, что если ополченцы всё еще намерены выступить и быть убитыми, он пойдет с ними хотя бы для того, чтобы они не перестреляли друг друга.
Так проходило утро. Число ополченцев сократилось еще вдвое; осталась лишь кучка бродячих ковбоев, жаждавших похвастаться своим участием в битве с индейцами или же скальпом, пришитым к отвороту куртки, да несколько воинственных техасцев – шулеров и барменов, которым надоело увертываться от пуль во время драк в салунах и захотелось пострелять и самим. Было тут также несколько приказчиков из бакалейных лавочек, видевших во всем этом веселое, занимательное приключение; два глуповатых англичанина, младшие сынки знатной фамилии, также считавшие все это безделицей, чем-то вроде пикника; шериф и четверо его помощников; телеграфист, мечтавший писать статьи для газет, и, наконец, пять-шесть скотоводов, готовых на все, только бы выгнать индейцев из прерий.
Остальные – мелкие фермеры и ранчеры, железнодорожники, рабочие скотопригонных дворов, адвокаты, доктора, портные и торговцы – сбежали. А оставшиеся горели нетерпением выступить, стремясь оправдать свое поведение. Они толпились перед «Аламо» и то вскакивали в седла, то спешивались, открывали и закрывали затворы ружей, пересчитывали патроны и требовали от Мастерсона, чтобы он повел их наконец на поиски индейцев.
Мастерсон сообщил об этом в форт Додж, считая, что если ополченцы все-таки выполнят свое решение, то лучше, если при них будет войсковая часть. Полученный им ответ был, в сущности, отказом: полковник извещал, что у него больше нет солдат, которыми он мог бы располагать для этой цели, что рота пехотинцев на мулах выступила накануне, что две другие роты патрулируют железную дорогу, а четвертая рота несет охрану в окрестностях самого Додж-Сити; гарнизон же форта Додж не может покинуть Додж.
