Последняя гавань Белого флота. От Севастополя до Бизерты - [34]

Как-то летом старший внук Ризнича, кандидат геолого-минералогических наук Иван Иванович Ризнич, пригласил меня на морскую прогулку по Финскому заливу. Большой каютный катер, построенный руками Ивана при участии всех членов его дружной семьи, отвалил от причала водно-моторного кооператива в Мартышкино и, набирая скорость, помчался, взрезая невысокие волны. Справа по борту вздымались чуть видные в дымке купола, трубы и мачты Кронштадта. Мы проходили мимо города-гавани, куда приводил свою подводную лодку и где подолгу живал геройский дед капитана катера.

Иван стоял на руле — крепкий, широколобый; спокойные глаза, стриженые усы выдавали в нем того бывалого человека, каким становится к сорока годам, должно быть, любой геолог, изрядно поколесивший и походивший по нашей бескрайней стране. Он внимательно вглядывался в зеленую рябь залива, чтобы не наскочить с лету на какой-нибудь топляк. А я смотрел на Ивана, пытаясь угадать в нем черты того морского офицера, чей мужественный образ — загадочный и чуточку смутный — запал мне в душу на многие годы. Как, в сущности, все было недавно — в пределах одной человеческой жизни: и броненосец «Ретвизан», идущий в дерзкую атаку, и победный звон архангелогородских колоколов в честь подводников, одолевших океанские дали, и «Аврора», входящая в Неву...

— А знаешь, — оторвался на миг от штурвала Иван, — вместе со мной работает племянник Ксении Петровны Гемп, той самой, что встречала «Святой Георгий» в Архангельске!.. Вот совпадение!

Я не удивился. Наверное, в таких совпадениях, когда дела и дружбы дедов повторяются через поколения, как повторилось в правнуках, например, приятельство Пушкина и Дениса Давыдова, есть своя закономерность. Если жизнь человека была посвящена благородному делу, неважно на каком поприще — литературном, научном, морском, — если она вобрала в себя хотя бы одну истинную идею, то отзвуки этой гармонии и через века будут находить родственные души.

В жизни рода Ризничей было много таких совпадений.

ПОСЛЕДНИЕ ТОЧКИ НАД i

Судьба Ризнича волновала не только меня, но и его товарищей по эмигрантской жизни. В «Бюллетене общества бывших офицеров российского императорского флота», издававшемся в Сан-Франциско, в списке «Их судьбы неизвестны» значится и фамилия старшего лейтенанта Ризнича. Неужели и в самом деле «баржа смерти» в Архангельске? Нет, такая жизнь не могла исчезнуть бесследно... И я искал.

Все произошло, как в сказке про «Золотой ключик». Одна архивная черепаха-«тортилла» проговорилась как-то, что сын бывшего русского морского офицера, почившего в Финляндии, передал в Центральный военно-морской музей бумаги отца.

— Да, — подтвердили в Музее на Стрелке. — Был такой факт. Бумаги эти в «спецхране», и доступ к ним крайне ограничен.

Несколько недель ушли в Москве на выхаживание письменного разрешения. И вот с письмом, подписанным большими флотоначальниками, снова вхожу под высокие своды бывшей петербургской Биржи. После тщательного изучения адмиральских подписей музейный Карабас-Барабас вызывает местного Дуремара, и тот, получив надлежащие указания, ведет меня в тайная тайных музея — в «спецхран»...

Нет, и вправду, все как в сказке Алексея Толстого «Золотой ключик»: в одном из залов отодвигается фотостенд и за ним в толстой стене обнаруживается небольшая дверь. Точь в точь, как за холстом в каморке папы Карло. Отнюдь не «золотым ключиком» Дуремар отпирает ее, и мы входим в совершенно темную комнату без окон. В былые времена в этом каменном мешке хранились ценности петербургской Биржи. Теперь, в советские времена — документы Истории. Той самой, засекреченной, которой, как полагают карабасы-барабасы, соотечественникам лучше не знать...

Оглядываюсь. В углу этого каменного мешка стоит резная дверь царской каюты с яхты «Штандарт», какие-то зачехленные портреты, модели, опечатанные шкафы... Не могу отделаться от мысли, что нахожусь в арестной камере. Вот вспыхнула настольная лампа следователя, вот лязгнули замки сейфа, словно тюремные засовы. А вот и сам заключенный в виде стопы папок, журналов, дневников, перевязанных бечевкой. Во всем этом жила душа бывшего начальника Ивана Ризнича по Белому флоту капитана 2-го ранга Дарагана. Именно его сын и передал архив отца на Родину.

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА. Дмитрий Иосифович Дараган. Дворянин Привислинской губернии. Православный. Женат. Трое детей. В Порт-Артуре 19-летним мичманом воевал на эскадренном броненосце «Цесаревич». В Первую мировую войну — командир эсминца «Деятельный» на Балтике. Старший офицер линкора «Андрей Первозванный». Кавалер многих боевых наград. Удостоен Георгиевского оружия. В Гражданскую войну служил в Белой армии Севера России. В 1919 году генералом Миллером был произведен в капитаны 1-го ранга. Эмигрировал в Финляндию. В 1945—1946 годах работал на советских судах, заходивших в Хельсинки, в качестве девиатора. Возглавлял кают- компанию офицеров бывшего российского императорского флота. Скончался в Хельсинки 31 декабря 1978 года.

Раскладываю листки папиросной бумаги с бледной машинописью. Дневниковые записи корабельного офицера: Ирбены, Моонзунд, Рижский залив... А вот и 1919 год: Мурман, Архангельск, Гражданская война, бронепоезд «Адмирал Непенин»... Стоп!