Последняя битва. Роман - [16]

Двор Олафа, сына Торвальда, стоял далеко от них, в сотне миль, на восточном побережье. Говорили, что там у него не хольд, а целая крепость с валами и тыном, с полусотней домов и причалами для дюжины баркасов. Говорили, что склады у него такие, что в них можно хранить руно с половины острова; говорили, что сыновей у него втрое больше, чем стражей тинга, так как женился он не раз, и ни один из восточных бондов не отказал ему в сватовстве. Говорили, что уже лет тридцать, с тех пор, как Олаф возмужал и взял власть в своем роду, к его причалам ежегодно приходят корабли с востока, а на тех судах нет ни парусов, ни весел, и ведут их морские тролли - синекожие, щуплые, безволосые, и все на одно лицо. Говорили, что Олаф торгует с троллями, сбывает им шерсть в обмен на оружие и железо, колдовские зелья и всякие странные вещи, и что тролли любят его по той причине, что он вовсе не сын Торвальда, а подменыш, отродье Локи.

Все это были лишь слова, так как по собственной воле в хольд к Олафу никто не ездил - боялись, хотя из гордости скрывали страх. Помнили, как однажды явился к нему Грим, судья тинга, с пятью стражами, чтобы призвать к ответу за отнятые у соседей земли, и как все шестеро вернулись на четвереньках, рыча и лая словно псы, и собственные собаки их загрызли. Еще помнили, как вызвал Олафа на битву кузнец с севера, могучий воин, гнувший руками железные прутья - и Олаф явился в огненный круг без меча и секиры, толкнул кузнеца в огонь и глядел, усмехаясь, как тот горит, не в силах пальцем пошевелить и даже крикнуть. Еще помнили историю бонда, у которого Олаф забрал двух дочерей; бонд с сыновьями да соседями стали точить клинки, однако ночью вылез из моря неведомый зверь, разметал усадьбу по бревнышку, пожрал людей и собак и вывернул с корнями огромный дуб, столетнее дерево, что росло за воротами хольда. Потом два года у тех берегов не водилась треска, но плавало столько акул и кальмаров, что соседи покойных боялись близко к воде подойти.

И потому с Олафом предпочитали не связываться - лет уже с пятнадцати, как проснулся в нем колдовской дар. Колдуны, умевшие говорить без слов, на острове считались не в диковинку, и занимались они, в основном, врачеванием ран, а еще рассказывали саги и судили - половина судей тинга была из таких. Но Олаф Торвальдссон оказался злобным колдуном, и таким сильным, будто в самом деле вышел из чресел Локи.

Женщин, жен и наложниц, имелось у него во множестве, однако он посватался и к Сигни. Сигурд полагал, что хоть сестра его была девушкой видной, Олаф пленился не ею, а долиной Гейзеров. На востоке места скалистые, почвы скудные, а тут, на юго-западе, сухая палка росла, если воткнуть ее в землю. Опять же овцы с золотым руном, дерево бнан, пальмы и виноград, а в придачу - теплые целебные источники, речка и удобная бухта… Лакомый кусок! Сигни же, видно, была лишь предлогом; колдун не сомневался, что девушку ему не отдадут, а будут биться насмерть.

Так оно и случилось: не успел Отар отказать в сватовстве, как спустились с гор на собаках сорок бойцов под водительством Гунара, старшего сына Олафа, и подпалили хельвигову усадьбу. Хельвиг с сыновьями дрался у ворот, и Отар с Сигурдом бросились им на помощь, но перед тем Отар, человек мудрый, велел женщинам готовить баркас. Не знал он, сколько пришло врагов, но думал, что дело добром не кончится - не тот человек был Олаф, чтобы добычу выпускать. А про Гунара, сына его, говорили, что хоть он не колдун, зато такой мерзавец, каких на острове не видели со дней Смерти.

Отар и двое сыновей Хельвига погибли в том бою, а женщин и детишек все же не спасли - сжег их Гунар. Затем несколько врагов задержались около усадьбы, пересчитать своих убитых да помочь раненым, а остальные, числом десятка три, погнали Хельвига с Рагнаром и Сигурдом по долине вниз, и спаслись они лишь потому, что псы их набросились на пришельцев. Счастье еще, что Олаф сам не явился, не зачаровал псов, чтобы те перед ним на брюхе ползали!

Пока враги и их собаки разбирались с четвероногими защитниками, трое мужчин, добежав до отарова хольда, отправили всех домочатцев к баркасу, а сами взялись за арбалеты. Но стрел и у Гунара хватало, так что не все добрались до пристани. Асбьерн, жена Отара, из трех детей спасла младшего, что был на руках; старую Хельгу, служанку, прикончили метательным ножом, а Сигни стрела воткнулась под лопатку и пробила навылет. Рагнар втащил ее на баркас, но рана была плохой - девушки кашляла кровью.

Вышли в море вдевятером: Хельвиг, Рагнар да Сигурд, Асбьерн с маленьким сынишкой, умирающая Сигни, две малолетние сестры и младший брат Сигурда, которому еще и тринадцати не сравнялось. Гунар стоял на причале, грозил топором и орал, что нигде на острове они не скроются от мести Олафа, что тинг им не защита, а если вступятся за них судьи и стражи, то он, Гунар, вырвет им печень, а братья помогут - если раньше их отец, Олаф Торвальдссон, не превратит этих ублюдков в ящериц либо крыс. И самое страшное, что это было правдой - заступиться за них не рискнул бы никто.

Хельвиг был вне себя, то рвал бороду, горюя о погибших и своем добре, то молился Одину, сохранившему в живых дочь, внука и последнего сына; Рагнар оплакивал Сигни, Асбьерн - своих детей, и потому Сигурд принял решение без них: поставил парус и развернул суденышко на юго-запад. Боги их хранили на всем пятисотмильном пути в Гренландию - ни акулы-убийцы, ни огромные кальмары, ни иные чудища не тронули баркас. В Дондерленд они прибыли через неделю - трое мужчин, одна женщина, четверо ребятишек и мертвая Сигни.