Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой - [44]

Тем не менее даже небольшие силы прорвали вражеское кольцо. 30 августа Нечволодов вышиб немцев из г. Вилленберга. Как раз на этом участке пробивалась из окружения русская конница, атака помогла ей пересечь линию фронта. Сирелиус разметал неплотные германские заслоны и взял Найденбург. У немцев поднялся переполох. Только утром Гинденбург доложил в ставку о блестящей победе, и на тебе! Но удары были слишком слабыми и разрозненными. Против Сирелиуса стягивалось 5 дивизий, ему пришлось отступить. Нечволодов тоже получил приказ отходить.

Только войска Ренненкампфа, громя выставленные против них части кавалерии и ландштурма, неудержимо продвигались вперед. К 31 августа они вышли на ближние подступы к Кенигсбергу, заняли Фридланд (Правдинск) и городишко Растенбург (пока еще неприметный — он станет знаменитым лишь во Вторую мировую как ставка Гитлера). А конный корпус хана Нахичеванского и кавалерийская дивизия Гурко докатились до Алленштайна. Снова увидели чистенький, вполне мирный город. Жители вежливо раскланивались, а на вопросы о русских недоуменно пожимали плечами — вроде, тут их никогда и не было. Жилинский уже направил Ренненкампфу новый приказ. Писал, что Самсонова постигла неудача, требовал вернуть кавалерию из рейда. Но командующий армией рассудил иначе — раз уж его конница очутилась в тылах противника, велел ей погулять как следует, взрывать железнодорожные пути, дамбы, порушить станции и линии связи.

Эти прорывы вызвали у немцев изрядный переполох. Поднимались ложные тревоги — «Русские идут!» Открывали огонь по своим, были жертвы. При ночном шуме в Найденбурге генерал Моргентау удрал босиком, надев ремень с кобурой поверх белья. Зато на окруженцев началась настоящая охота. К солдатам подключились полиция, егеря, штатские добровольцы с ружьями и собаками. Очевидцы описывали, как тяжелораненых пристреливали, забивали прикладами, «стрельба по нашим санитарным отрядам и полевым лазаретам стала обычным явлением». Над пленными измывались, избивали их, впрягали в трофейные пушки вместо лошадей и заставляли тащить. В плен попало 9 генералов. В штабе 8-й армии Людендорф грубо насмехался над Мартосом. Гинденбург повел себя благородно, пожал руку, сказал: «Я желаю вам более счастливых дней». Приказал вернуть наградную золотую саблю, но так и не вернули. С Клюевым, сдавшим подчиненных, обращались куда лучше.

Германская пропаганда непомерно раздула масштабы победы, трубила сперва о 70, потом о 90 тыс. пленных, о 20 тыс. убитых русских, а число трофейных орудий постепенно росло от 300 до 600. Реальные потери наших войск были скромнее. Погибло 6 тыс. воинов, попало в плен 50 тыс. (из них 20 тыс. раненых), немцам досталось 200 орудий (часть подбитых или выведенных из строя артиллеристами). 20 тыс. окруженных сумели вырваться. Как сообщалось в докладе, «большинство офицеров, пробивавшихся в одиночку или с нижними чинами, выдержали ряд самых тяжелых испытаний и опасностей и выказали незаурядное личное мужество и храбрость, преодолевая на своем пути превосходного по силе противника, борясь с бронированными автомобилями… и даже артиллерией противника, уничтожая то и другое».

Немцы громогласно объявляли о «гибели 2-й армии», но и это было далеко от истины. Им удалось разгромить 5 русских дивизий, и победа обошлась недешево — они потеряли 30 тыс. убитыми и ранеными. Мало того, за успех на Востоке пришлось заплатить стратегическим проигрышем на Западе, откуда снимались подкрепления. А 2-я русская армия была жива, большая часть ее сил просто отступила. Новым командующим стал энергичный генерал Шейдеман. Он очень быстро привел армию в порядок, и всего лишь через неделю она снова вела активные боевые действия.

Для расследования причин поражения была назначена правительственная комиссия. Жилинский попытался свалить вину на Ренненкампфа. Дескать, струсил и вовремя не помог Самсонову. Но великий князь Николай Николаевич представлял истинное положение, хорошо знал командующего 1-й армией и возмутился клевете. Заявил: «Жилинский сам потерял голову и не способен управлять боевыми действиями». Для проверки в 1-ю армию направили генерала Янушкевича, и доклад его был очень лаконичным: «Ренненкампф остался тем, кем был». По результатам расследования сняли командиров корпусов Артамонова, Кондратовича, Благовещенского и самого Жилинского. Его вернули «по специальности» на дипломатическое поприще, послали российским представителем в Париж. Там он оказался на своем месте, неплохо отстаивал интересы страны.

16. Львов

Главнокомандующим Юго-Западного фронта стал 63-летний генерал от артиллерии Николай Иудович Иванов. В молодости, будучи поручиком, он отличился в турецкой войне. Но с той поры утратил пыл, военными талантами не выделялся, его считали в большей степени хозяйственником, чем полководцем. Был близок к придворным кругам, стал крестным наследника престола Алексея. Отвратительно командовал корпусом в Маньчжурии, но 1905 г. сумел утихомирить мятеж в Кронштадте — не оружием, а увещеваниями. Перед войной он командовал Киевским округом.

Зато Иванову достался отличный начальник штаба — генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. Отец его был крепостным крестьянином, попал в солдаты и дослужился до штабс-капитана. Сам Михаил Васильевич поступил в Московское юнкерское училище, но не закончил его. Началась война с турками, и он ушел на фронт прапорщиком. Под Плевной был ординарцем у Скобелева (а у Скобелева сменилось несколько ординарцев, генерал посылал их с приказами в самое пекло). Алексеев был ранен, награжден орденом св. Георгия IV степени, но, не имея полного образования, 9 лет не мог дослужиться до ротного. Его трудолюбию мог позавидовать любой, он учился самостоятельно и поступил в Академию генштаба. Великолепно проявил себя, стал профессором военной истории. На японскую пошел генерал-квартирмейстером 3-й армии, был награжден несколькими орденами и Золотым оружием. Потом служил в генштабе и в Киевском округе, на маневрах понравился царю детальным разбором операции. Командовал 13-м корпусом — тем самым, который погубил Клюев.