Последняя акция Лоренца - [63]

Ермолин хотел что-то сказать, но Визен опередил его.

— Поймите меня правильно. Я натурализованный гражданин своей страны. Ее гражданами, но уже по рождению, являются моя жена и мои дети. Я не собираюсь сотрудничать с вами в профессиональном смысле слова. Моя связь с вами не наносит никакого ущерба народу страны, в которой я живу. То, что я делаю, я делаю с чистой совестью. Если бы я не был убежден в искреннем стремлении Советского Союза к миру и разрядке, в том, что он занят строительством общества справедливости и всеобщего благосостояния, сегодняшняя наша встреча не состоялась бы. Выпьем за справедливость! — Улыбнувшись, Визен поднял рюмку темно-золотистого «Греми».

— С удовольствием, доктор! — Ермолин тоже поднял рюмку и выпил свой коньяк. Оба закурили.

— Вы очень хорошо сказали все, Артур Оттович, — нарушил молчание Владимир Николаевич. — Теперь я понимаю, почему вы помогали нам.

— Вам нужна моя помощь?

— Да, — откровенно признался Ермолин. — Вы можете нам существенно помочь. Уже сейчас. Ответив хотя бы на такой вопрос: в какой стадии находится изучение полученных из Советского Союза материалов?

Визен оживился.

— Знаете, увлеченность иногда бывает хорошим помощником, а иногда плохим. Это как раз второй случай. Они упоены успехом, увлечены материалом, который сам приплыл им в руки, а потому не замечают того, что давно заметил я. Правда, скомпоновали вы все в конечном счете правильно — скажите спасибо своему консультанту. К тому же в вашу пользу играет то обстоятельство, что наши руководители и Лоренц все время подхлестывают команду. Если руководителям нужен результат, то Лоренц спешит уже из-за своей личной заинтересованности.

— Какой?

— Видите ли, Владимир Николаевич, когда в вашей стране видный государственный служащий уходит на пенсию, он занимается общественной деятельностью, изредка пишет мемуары. Наши отставники чаще всего на второй день после отставки только начинают всерьез заниматься бизнесом.

Ермолин засмеялся.

— Теперь скажите, доктор, сколько времени у ваших коллег может продлиться этот период, по вашему выражению, увлеченности?

Визен задумался, механически покусывая кончик сигареты. Ермолин терпеливо ждал. Ответ значил для него многое.

— Не думайте, что все идет так уж гладко, — наконец ответил Визен. — Кое в чем наши специалисты столкнулись уже со значительными трудностями, о чем и доложили руководству. К какому выводу пришло последнее, я пока не знаю, но шесть месяцев, пожалуй, гарантирую.

— Что вам для этого потребуется? — спросил Ермолин, облегченно вздохнув про себя, но и взяв на заметку слова о трудностях.

— Желательна определенная направленность присылаемых вами материалов. Она и так правильна, но нуждается в некоторой корректировке. — Визен вынул из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. — Здесь я набросал примерно, что и в какой последовательности вы могли бы выдавать связникам Лоренца. Очень сжато, конечно, но ваши специалисты разберутся, поскольку это лишь уточнения к их плану. Наконец, нам нужно договориться, на какой адрес и как писать вам.

Ермолин, не развертывая, спрятал листок в бумажник.

— Хорошо, доктор. Когда вы должны уехать?

— Такси заказано на девять утра. Завтракать я буду от восьми до восьми тридцати. Встану в семь.

— Хорошо. Вы получите наш ответ еще до завтрака. Куда и как отвечать вам?

— Записано на том же листке. Да, вот еще что. Не исключено, что мне случится раз или два появиться в Москве транзитом. Знаете, как это бывает: час-другой на аэродроме без права выхода. Иногда и больше, если погода закапризничает.

— Понимаю... Вы получите и номер телефона.

Визен взглянул на часы.

— Уже одиннадцать. По вашим пуританским правилам нас сейчас попросят.

— Это точно, — подтвердил Ермолин. — Но для вас лично еще не все потеряно, в «Интуристе» есть ночной бар.

Визен махнул рукой.

— Нет уж. Я лучше посплю. В последние годы ночные бары меня уже не привлекают даже в Париже.

У входа в кабинку появился официант. Ермолин перехватил счет, уже протянутый Визену.

— Извините, доктор, но будем считать, что сегодня вы были моим личным гостем...

Глава 19

Подумаешь, доктор наук... Таких сегодня в стране за сорок тысяч. Есть уже чуть ли не двадцатилетние. Если бы все эти годы он работал так, как теперь, то имел бы нечто гораздо большее, чем ученые степени и почетные награды, — имя. Кто помнит, скольких и каких именно званий и дипломов удостоен Сергей Аркадьевич? Говорят просто: Осокин — и этого достаточно. На любом уровне и в любой стране это звучит в научно-технической среде так же просто и убедительно, как Горький — в литературе, Шостакович — в музыке или Чаплин — в кино. Даже в футболе есть такие имена: Яшин, Пеле...

Господи, на какую суету разбазаривал он свое время, способности, энергию! Чего ради? Потерял все, включая пусть не великое, но все же имя. А между тем несомненно, что впервые в жизни он близок к настоящему, большому успеху, который до сих пор ускользал от него как перо жар-птицы. Неужели для этого достижения нужно было сначала все так безжалостно искалечить? Лучше об этом не думать. Всплыли в памяти стихи поэтессы: